Слабое звено
Шрифт:
Ей на грудь наградными орденами повисли три манометра со светящимися стрелками и циферблатом, один из которых сообщался с гермошлемом, а два других с кислородными баллонами. Предплечья сковали наручи с зеркалом и наручным компьютером, провода от которого тянулись через муфту в рукаве защитного слоя прямо к ранцу. Две других муфты для проводов тянулись вдоль ног от ранца до ботинок с магнитными подошвами. Самый короткий пучок проводов шел от ранца к воротнику, в который были встроены биометрические датчики, ларингофон и прижимное кольцо для гермошлема. Ирма чувствовала, что ее наряжают в какие-то
— Жарко, — простонала она, слушая шорохи в своем ранце.
— Потерпи немного, — донеслось из-за ранца, — Защитный слой отражает инфракрасное излучение, чтобы ты не замерзла, пока будешь сидеть в шахте без движения.
Краешком зрения она уловила на своем наручном компьютере желтый индикатор с изображением гермошлема. Костюм жаждал собраться в полный комплект, и Ирма разделяла его желание. Наконец, Рахаф отогнула большой палец, открыла дверь шлюза. Четыреста метров белого круглого коридора отделяло ее от мертвого судна, и она уверенно сделала шаг вперед, и мир резко повернулся под прямым углом.
— Тебя проводить? — озабоченно вопросила Рахаф, вручая ей гермошлем и чемоданчик с запчастями.
— Спасибо, дальше я сама.
Уверенной поступью она зашагала вперед, как на марше, и лишь когда из-за ее спины послышалось шипение закрывающегося шлюза, она позволила себе выдохнуть и остановиться.
Начинается.
Пустота внутри нее начала стремительно заполняться тем самым коктейлем из чувств одиночества и экзистенциальной тревоги. Наконец-то она прошла все стадии подготовки, и теперь, когда пути назад нет, перед ней выстроилась стена из сомнений. Она напомнила себе, что на самом деле не совсем одинока, и гермошлем с щелчком завершил комплект ее доспехов.
— Это Ирма Волчек с буксира Ноль-Девять, — заговорила она, включив радиосвязь, — Прием.
— Привет, сестренка! — жизнерадостно поздоровался с ней мужской голос, — Это Карлсон, буксир Два-Пять.
— Вы мой…
— Сразу оповещаю, разговаривать с тобой мы будем только на «ты».
— Хорошо… Ты мой куратор?
— Нет, совсем нет. Я куратор Вильмы. Но мне сказали, что она приболела, и ты сейчас вместо нее.
— То есть… — задумалась Ирма, на чистом автопилоте продолжая шагать вдоль воздушного рукава, — …получается, что все-таки ты мой куратор.
— Вот именно!
— Должно быть, скучно тебе там… где бы ты ни был, — протянула она и удивилась, как быстро этот таинственный Карлсон вселил чувство легкости в ее язык.
— О, нет, ты даже представления не имеешь, как тут весело. То вода у кого-то кончится, то кто-то столкнется со звездным осколком. Знала бы ты, как я соскучился по скуке.
— Я тебя понимаю. А имя у тебя есть?
— Конечно есть. Только я его тебе не скажу, чтобы ты звала меня Карлсоном.
— Хорошо, Карлсон, — вяло прожевала она фамилию, пробуя ее на зубок, — Я должна
— Ты должна делать то, что я тебе говорю. Я буду объяснять, а твои руки будут исполнять, сестренка.
Шлюз Шесть-Три, обрубающий воздушный рукав, приближался ритмичными наплывами, и вот показались первые повреждения — кто-то вытащил из стены считывающее устройство вместе с мясом, чтобы не тратить лишнее время на контроль пропусков. Ирма получала информацию о ходе ремонта лишь урывками, и ей казалось, что это вовсе и не ремонт, а просто разламывание и распиливание на куски того, что осталось от буксира. Она еще ни разу не слышала, чтобы кто-то что-то восстановил, зато была наслышана о том, что после работы в техношахте люди так же возвращались не вполне целыми.
Несколько раз повторив себе, что назад пути нет, она открыла шлюз, дождалась процедуры шлюзования и взошла на борт мертвого судна, широко распахнув глаза от удивления. Она ожидала увидеть мрачные коридоры, наполненные металлоломом и веющие упадком, но никак не праздничные гирлянды, протянувшиеся по коридорам чередой огоньков, разукрасивших переборки в целую палитру цветов.
— Карлсон, кажется, я уже замерзаю, — сказала она, ощутив холод, армией насекомых начавший кусать кожу.
— Спокойно, сестренка, это всего лишь испаряются излишки влаги. Через пару минут станет легче.
— А еще я тебя как-то странно слышу, — Ирма остановилась, упершись рукой в палубу, — Скажи что-нибудь.
— Что, связь барахлит?
— Нет, — прислушалась она, — Кажется, у меня что-то с ушами.
— Болят?
— Нет, — наконец-то поняла она, в чем дело, — Их начинает закладывать.
Она уже сталкивалась с подобным явлением много раз, но сейчас был именно тот случай, когда ей не хотелось с ним сталкиваться. Ответ висел у нее на груди, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и поднять руку. Не может быть, чтобы эта вылазка кончилась так быстро, убеждала она себя.
— Сестренка, с тобой все в порядке?
— Пока не знаю, — ее глаза начали нащупывать светящиеся символы в зеркале.
— У тебя подскочил пульс.
Манометр низкого давления явил зеркалу свой циферблат и стрелку, которая едва заметно подрагивала в такт взбесившейся мышце, ритмично бьющейся совсем рядом. Внутри похолодело, кровь отлила от конечностей, и организм возвестил о своей готовности паниковать. В ее голове промчался длинный товарный состав, груженый крупной оптовой партией слова «Нет».
— Манометр показывает, что давление в гермошлеме ноль девять Бара, — произнесла она, когда в глазах уже начало двоиться, — и, кажется, продолжает снижаться.
— Это нормально, сестренка… — только и успел произнести Карлсон, прежде чем его перестали слушать.
Каменная глыба самоконтроля стремительно раскрошилась в песок, утекающий сквозь пальцы, и с каждым вздохом ее шею все сильнее обхватывал ее старый знакомый персональный кошмар. Она почувствовала, как легкие наполняются жидким огнем, а ноги подкашиваются в поисках горизонтального положения. Она согнулась под тяжестью, севшей ей на плечи, и опустилась на одно колено, беззвучно выпустив из руки чемоданчик.