Слабость сильного

Дьяченко Наталья

– Да вы феминистка!

– Я просто образована. В нашей стране любой может получить образование.

– Вас нельзя оставить даже на пару минут. Что, Крафт уже интересуется расположением наших войск или склоняет вас к государственной измене? – услышала Астеника за спиной ворчливый голос Громова. – О чем вы столь горячо спорите?

– О свободе. Об отличиях человека от животного. О чистоте крови, – принялась перечислять девушка.

Похоже, она и впрямь сильно увлеклась. Не вышла ли она за рамки полномочий? Как бы у Якова Викторовича не случилось из-за нее неприятностей!

– Аааа, чистота крови – пунктик арийцев, – грузно опускаясь на стул, проворчал Громов. – Они носятся с ней, как курица с яйцом. Это можете не переводить,

оберст все равно со мной не согласится. Edel macht das Gemut, nicht das Geblut 13 . Вы не будете возражать, если я представлю вас Крафту и мы с ним перекинемся парой слов на правах старых врагов? Разумеется, без вашего участия мне не обойтись.

К удивлению Астеники Громов и Крафт обменялись рукопожатием.

13

Благородство в душе, а не в крови (немецкая пословица).

– Вижу, вы уже познакомились с Никой. Не правда ли, моя секретарша – воплощение того, к чему вы стремитесь? Но вы насилуете природу, а Ника – результат естественного смешения. Самые красивые дети родятся на стыке рас.

– Никоим образом не желаю принизить уважаемую фройляйн, однако в естественности мало хорошего. Она абсолютно непредсказуема! Контроль и порядок – вот ключ к успеху.

– О, вот мы и добрались до пресловутого орднунга. Это еще один пунктик арийцев, – подмигнул Астенике Громов и обратился к своему оппоненту 14 . – Кровь требует свежих вливаний. Рано или поздно вы со своей чистотой доиграетесь до гемофилии и невозможности жевать пищу, как было у Габсбургов.

14

Ordnung – порядок (нем.).

– Вы путаете инбридинг с евгеникой, которая как раз и призвана бороться с вырождением.

– Не могу я их путать, я и слов-то таких не знаю.

Астеника помалкивала, хотя ее так и подмывало вступить в эту битву титанов. Взращенную на идеях свободы и всеобщего равенства девушку возмущала идея превосходства одних над другими – и превосходства не по принципу личных достижений, что казалось по крайней мере объяснимым, а исключительно по праву рождения, что выглядело полнейшей несправедливостью.

Уже воротившись в служебную квартиру, непритязательную после роскошного убранства гостиницы, Астеника заново прокручивала в голове этот спор, выдумывала все новые и новые аргументы, какие могла бы привести. Разумеется, в мысленном споре она неизменно одерживала верх. Про Любочкин блокнот и обещание попросить автограф девушка забыла начисто.

«Дорогая мамочка, ты спрашиваешь, как у меня дела, и сетуешь, что пишу тебе редко. Вот, села за письмо, пока выдалась свободная минутка. Большое спасибо за весточку от Сережи, которую ты мне переслала. Я храню ее под подушкой, зачитала до дыр, залила слезами. По сравнению с братом обо мне и беспокоиться не стоит. Все-то у меня замечательно, жизнь идет своим чередом, на работе я на хорошем счету. А недавно – только вообрази! – я побывала на встрече с арийцами. Об этой встрече даже в газетах написали, вот, посылаю тебе вырезку, хотя напрасно они мою фотографию поместили на первую страницу.

Арийцы очень надменные. Яков Викторович говорит, что они помешаны на чистоте крови, и ставят превыше всего физическое совершенство. Следует отдать им должное, они действительно красивы, да и только. Мне удалось поговорить с одним, и после этого разговора мое мнение о них только ухудшилось. Ведь превознося совершенство тела, они не замечают ущербности собственной души, а ведь у них начисто атрофирована человечность.

Мнят себя высшей расой и на прочих взирают, как на скот. Я была возмущена тем пренебрежением, с которым арийский оберст (полковник по-нашему) отзывался об общечеловеческих ценностях – о свободе, любви, праве выбора. Насколько далек был этот разговор от принятых в нашей семье бесед – душевных, за чашкой чая, когда мы делились друг с другом своими внутренними переживаниями не осуждая, не превознося. Я очень скучаю по вам с Сережей и надеюсь, что когда-нибудь эта война закончится, как жуткий сон, и мы снова соберемся вместе.»

Пленница

Любопытство сгубило кошку

Английская пословица

Астеника обычно уходила с работы поздно. Торопиться в казенную квартиру не хотелось. Что там? Обои с нарисованными листьями, не идущие ни в какое сравнение с настоящей зеленью, растрескавшаяся штукатурка на потолке, расцарапанный паркет под ногами, который скобли – не скобли, чище не делается. Из кухонного крана с заунывной монотонностью капает вода, ветер гудит в воздуховодах или вдруг принимаются свистеть трубы, а по ночам соседи сверху зачем-то двигают мебель, что-то роняя и перекатывая. Первое время Астеника пробуждалась от этих звуков – утробных, неясных, идущих откуда-то из непостижимых глубин огромного дома, вздрагивала, включала свет. Потом смекнула, что ничего угрожающего в них нет, просто они непривычные, другие.

В деревне-то все были понятно: то мышь под половицей проскочит, то всхлипнет на ветру ставень, то уголек затрещит в печи или загорлопанит припозднившийся петух. Астеника очень скучала по дому, по ненавязчивой близости с детства знакомых друг другу людей, по разговорам. Не привычная к одиночеству, девушка предпочитала проводить вечера в штабе. Там обязательно отыскивались занятия: перечитать какой-нибудь документ на предмет ошибок, вытереть пыль в кабинете Якова Викторовича. Допоздна в штабе дежурили офицеры, принимали срочные донесения и решали, что с ними делать, у входа бдил постовой Юрий, не умолкало радио, тикали настенные часы и беспрестанно звенел телефон, создавая иллюзию присутствия.

Вот и теперь девушка аккуратно сложила бумаги в ящик стола, закрыла его на ключ, влажной тряпкой протерла столешницу. Затем прошла в кабинет начальника, полила Васю, выгребла из горшка окурки, которые сбрасывал туда Яков Викторович вместо пепельницы, протерла круглый абажур настольной лампы. Робко сняла со стола рамку с фотографией и вгляделась в улыбчивое лицо Маргариты Николаевны. «Как несправедливо! – подумалось Асе. – Любимая, красивая. Жили б да жили! А все – война. Зачем она, эта война? Кому от нее хорошо? Почему людям нельзя ничего не делить, жить в мире друг с другом, воспитывать детей, возводить города, строить дороги, мосты?».

Когда девушка возвращала снимок на место, ее внимание привлек запечатанный пакет с пометкой: «Срочно! Лично в руки». Астеника кинула взгляд на часы – стрелки подбирались к полуночи. Не иначе, фельдъегерской службой принесли, когда Яков Викторович уже уехал. Казалось бы, что тут такого: лежит пакет, генерала Громова дожидается, но пометка «Срочно!» взывала к действиям. Ну, как промедление грозит обернуться потерей человеческих жизней?

Астеника подошла к телефонному аппарату, волнуясь, набрала домашний номер Якова Викторовича. Ответом ей было молчание. Прождала несколько минут, затем набрала вновь с точно таким же результатом. В Асины повседневные обязанности входило распечатывание таких вот пакетов, документы из которых она носила Громову. Если генерал считал необходимым, он поручал ей записывать их содержание. В благонадежности секретарши Яков Викторович не сомневался, шутил, что мог бы доверить ей даже свою жизнь. Так что вскрывать послание все равно предстояло Асе.