Слабость Виктории Бергман (сборник)
Шрифт:
– Следовательно, не врач. Можно думать про охотника или мясника, – ввернул Олунд.
Хуртиг пожал плечами:
– К тому же Иво считает, что убийц было больше одного. На это указывает число ножевых ранений, а также то, что иные из них, похоже, нанесены правшой, а иные – левшой.
– Значит, был один преступник с хорошим знанием анатомии и один – без такового? – спросил Олунд, делая пометки в блокноте.
– Может быть, – поколебавшись, ответил Хуртиг и посмотрел на Жанетт.
Та молча кивнула. Оборванные ниточки и ничего больше, подумала она и спросила:
– А что говорит
– Мы из нее пока ни единого внятного слова не вытянули, – сказал Хуртиг. – Поговорим с ней попозже.
– Замок, во всяком случае, не тронут, так что, скорее всего, Сильверберг знал убийцу, – начала Жанетт, но ее прервал стук в дверь.
Несколько секунд все молчали, потом дверь открылась, и в кабинет вошел Иво Андрич.
Жанетт отметила, как Хуртиг ссутулился от облегчения – за минуту до этого в чертах его лица читалось напряжение.
Раньше она за ним такого не замечала.
– Мой путь пролегал мимо, – объявил Иво.
– У тебя есть что-нибудь еще? – спросила Жанетт.
– Да, надеюсь, более ясная картина, – вздохнул Иво, снял бейсболку, сел за стол рядом с Жанетт и начал: – Предположим следующее. Сильверберг встречает убийцу на улице и добровольно следует с ним в квартиру. Так как на теле нет следов связывания, встреча с убийцей должна была начаться как обычное общение, которое позднее переродилось.
– Переродилось – это слабо сказано, – заметил Шварц.
Иво Андрич ничего не ответил ему и продолжал:
– Я, несмотря ни на что, уверен, что убийца следовал плану. – Что заставляет тебя так думать? – Олунд оторвался от блокнота.
– Преступник не демонстрирует никаких признаков алкогольного опьянения, признаки психической болезни как будто бы тоже отсутствуют. Мы нашли два бокала из-под вина, но оба тщательно вытерты.
– Что скажешь о расчленении? – спросил Олунд.
Жанетт молча слушала. Наблюдала за коллегами.
– Последовавшее расчленение не является обычной так называемой транспортировочной разделкой и, скорее всего, происходило в ванной.
Иво Андрич описал, в каком порядке части отделялись от тела и как убийца размещал их в квартире. Как ночью и утром техники обследовали квартиру в попытках найти улики. Проверили колено унитаза, водопроводные трубы и решетку стока.
– Примечательно, что верхние части ног искусно отделены от бедренных суставов по меньшей мере несколькими разрезами, и с тем же искусством голени отделены от коленных суставов.
Иво замолчал. Под конец Жанетт сама задала два вопроса – неизвестно кому:
– А что говорит разделка трупа о склонностях убийцы? И сделает ли он это снова?
Жанетт переводила взгляд с одного на другого. Пыталась встретиться с ними глазами.
Коллеги молча сидели в душном кабинете для совещаний, сплоченные бессилием.
Озеро Клара
Несмотря на свое название, озеро Клара – Чистое – являло собой грязный водоем, непригодный ни для рыбной ловли, ни для купания.
Активно действующие канализационные трубы, местная промышленность и транспорт из Кларастрандследен служили причиной разнообразнейших загрязнений – высокое содержание
В следственной группе своя иерархия. Есть руководитель, есть оперативные работники, и в каждом случае есть руководитель предварительного расследования и прокурор, который определяет прозрачность воды.
Кеннет фон Квист перебирал фотографии Пера-Улы Сильверберга.
Это уже слишком, думал он. Я больше не выдержу.
Если бы прокурор был в состоянии созерцать свои чувства символически, он увидел бы себя распадающимся на мелкие части, словно отражение в разбитом пулей зеркале, причем осколки были бы не крупнее ногтя большого пальца. Но такой способностью прокурор не обладал, и в голове у него вертелось только беспокойство из-за того, что он связался не с теми людьми.
Если бы не Вигго Дюрер, он спокойно сидел бы здесь в безопасности, считая оставшиеся до пенсии дни.
Сначала Карл Лундстрём, потом Бенгт Бергман и вот теперь – Пео Сильверберг. Со всеми его познакомил Вигго Дюрер, но ни одного из них прокурор никогда не считал своим близким другом. Он имел с ними дело, и этого было достаточно.
Достаточно для какого-нибудь любопытного журналиста? Или ретивого следователя вроде Жанетт Чильберг?
По собственному опыту он знал, что единственные безопасные люди – это чистые, беспримесные эгоисты. Они всегда действуют определенным образом, и можно заранее знать, что они предпримут.
Но если нарвешься на кого-нибудь вроде Жанетт Чильберг, человека, вся жизнь которого проходит под знаменем справедливости, предугадать развитие ситуации далеко не так легко. Только стопроцентного эгоиста можно обвести вокруг пальца с пользой для себя.
Заставить Жанетт Чильберг замолчать обычным способом не удастся. Необходимо проследить, чтобы у нее не было доступа к материалам, на которых он сидит. Фон Квист понимал: он, похоже, собирается совершить преступление.
Из нижнего ящика стола он достал папку тринадцатилетней давности и включил уничтожитель бумаг. Аппарат заурчал. Прежде чем скормить ему документы, фон Квист прочитал, на что указывал датский защитник Пера-Улы Сильверберга.
Обвинения многочисленны, не уточнены по времени и месту и потому особенно трудны для опровержения. Изначально судебное дело строится главным образом на рассказе девушки и том доверии, которое может быть проявлено к ее словам.
Фон Квист медленно сунул лист в шредер. Аппарат лязгнул и выдал узкие, нечитаемые лоскутки бумаги.
Следующий документ.
Другие доказательства, на которые ссылались во время судебного процесса, могут как усилить, так и ослабить доверие к показаниям девушки. На допросе она рассказала о некоторых действиях, которые совершил по отношению к ней Пер-Ула Сильверберг. Однако она оказалась не в состоянии закончить допрос. Некоторые ее высказывания едва ли могут демонстрироваться в видеозаписи полицейского допроса.