Слабость Виктории Бергман. Трилогия
Шрифт:
– Вы помните, что я родила ребенка, дочь?
– Конечно. – Старуха вздохнула. – Я помню и то, что ее звали Мадлен.
– Что еще вы о ней знаете? – Виктория ощутила, как напряглись мышцы.
Она глубоко раскаивалась, что не боролась за своего ребенка более жестко, что не защищала свою малышку, не прижимала ее к себе, не следила, чтобы та спала ночью, ничего не боясь.
Она могла, она должна была бороться – но оказалась слишком слабой для этого.
Слишком изломанной, полной ненависти ко всему.
Тогда ненависть была исключительно деструктивной. – Я знаю, что она попала в беду. – Лицо Софии стало беспомощным, морщины словно углубились, когда она отвернулась
– Но? – Виктория разозлилась. – Откуда вы знаете, что она попала в беду?
Старуха опять вздохнула. Взяла сигарету, приоткрыла окно и, не делая попыток закурить, просто катала ее между пальцами. – Я следила за историей Мадлен, у меня был знакомый в копенгагенской больнице. То, что с ней случилось, – чудовищно… – Так что случилось?
Ей показалось, что в мутных глазах Софии Цеттерлунд промелькнула какая-то искра.
– Дай мне прикурить, будь добра. Не знаю, куда я дела зажигалку. От никотина мне лучше думается.
Виктория достала свою зажигалку и угостилась сигаретой из старухиной пачки. – Вы встречались с Мадлен?
– Нет, но, как я уже сказала, я знаю ее историю и видела ее на снимке. Мой коллега из Копенгагена прислал мне фотографию пару лет назад, сразу после того, как у меня поплыло зрение. Сама я не могла ей порадоваться, но она у меня тут, если хочешь посмотреть. В книге на стеллаже. Полка, где Фрейд, третья книга слева, с кожаными уголками. Поищи, а я пока расскажу тебе про капсулотомию и сенсорную депривацию.
Виктория замерла. Капсулотомия? Это же… – Мадлен сделали лоботомию?
– Это вопрос дефиниций. – Старуха слабо улыбнулась. – Я тебе расскажу.
Виктория ощутила злость, растерянность – и в то же время надежду. Закурив, она подошла к стеллажу. Как грустно, подумала она, вытягивая нужную книгу. Я не видела свою дочь двадцать лет – и вот наконец нашла ее в приложении к психолого-педагогическому справочнику пятидесятых годов.
Фотография, засунутая в пластиковый карман, явно была сделана дешевой мыльницей. От вспышки глаза Мадлен казались красными.
Девочка на фотографии сидела на больничной кровати, завернувшись в одеяло. Сходство между Мадлен и Викторией бросалось в глаза. В желудке завязался холодный узел.
– Можно я возьму ее?
София кивнула. Виктория снова села, старуха зажгла новую сигарету и заговорила. Виктория соскользнула назад во времени, в Тюресё. Она закрыла глаза и представила себе, что она снова там, что на дворе лето и они сидят в светлой кухне Софии.
– Несколько лет назад Мадлен прооперировали, – начала старуха.
прошлое
Комната была равно белая и черная. Она беспомощно уставилась в потолок. Пошевелиться было невозможно – руки прикованы к койке.
154
Алис
Она знала, что ее ждет, и помнила голос из трескучего радио два месяца назад, сразу после того, как они приняли решение.
Профессор психиатрии, Пер Миндус, был крупнейшим шведским авторитетом в области тревожного и обсессивно-компульсивного расстройств. Во время своей работы в Каролинской больнице он активно интересовался психохирургией и специфическим методом под названием капсулотомия. Метод состоял в том, что в части мозга, называемой capsula interna, перерезали нервные нити, содействовавшие, по мнению врачей, развитию психической болезни.
Толстые кожаные ремни натерли запястья, и после нескольких часов, прошедших в попытках освободиться, она сдалась. Лекарство, которое ей дали, подавило волю, она чувствовала спокойствие и теплую апатию, растекавшуюся по телу вместе с кровью.
Вмешательство, применяемое в пятидесятых годах, в девяностые все больше ставилось под сомнение, так как в пяти случаях из десяти приводило к ухудшению абстрактного мышления и способности учиться на ошибках.
– Er pigen klar til operation? [155]
155
Девочка готова к операции? (датск.)
Голос, который она за несколько недель научилась ненавидеть. Не только потому, что он говорил по-датски с сильным сконским акцентом, но и потому, что руки, принадлежавшие голосу, ни капли не заботились о ней. Они были такими же холодными, как голос врача. Резали людей, а потом подсчитывали свои жирные барыши.
– Jeg har travlt og vil gerne have det gjort sе hurtigt som muligt [156] .
“Спешу куда? – подумала она. – На гольф или к любовнице?”
156
Я спешу, так что хорошо бы сделать это поскорее (датск.).
– Ja, jeg tror, vi er klar nu [157] .
Еще один голос она узнала. Этот мог быть милым и предложить яблочный сок, если вести себя хорошо и не плеваться.
Кто-то открыл воду. Вымыл руки. Потом завоняло антисептиком.
От растекшегося по телу тепла навалилась усталость. Она почувствовала, что засыпает. Если я засну, подумала она, то проснусь кем-то совершенно другим.
Она ощутила дуновение от халата врача. Поняв, что кто-то стоит возле кровати, она осторожно прищурилась и посмотрела прямо в глаза, принадлежавшие холодному голосу. Рот закрывала медицинская маска, но глаза были те самые. Она ухмыльнулась ему. – Все будет хорошо, вот увидишь, – сказал он, и она подумала, что шведские слова он выговаривает так же мерзко, как датские. – Сдохни, паскуда! – ответила она и провалилась назад, в теплое полузабытье.
157
Да, думаю, теперь мы готовы (датск.).