Слабость Виктории Бергман. Трилогия
Шрифт:
Можно сказать, что будущее метода решилось благодаря психиатру Кристиану Рюку из Каролинской больницы. Он показал, что негативные побочные эффекты, а также сложности в проведении операции делают метод приемлемым только для экспериментального вмешательства.
Теперь все будет хорошо, подумала она. Теперь я стану здоровой, как другие люди.
Русенлунд
Виктория Бергман – нет, подумал Хуртиг. Почему нет?
Все остальные фамилии,
– Вы ведь знали Викторию?
– Только по школе, – сказала Аннет Лундстрём. – Она не входила в нашу компанию.
– Компанию?
Женщина заерзала. В первый раз за весь разговор в ее глазах вспыхнуло какое-то подобие осознанности. Она колебалась. – Не знаю, захотят ли они, чтобы я рассказала, – произнесла она наконец.
– Кто не захочет? – Хуртиг изо всех сил старался говорить спокойно и дружелюбно.
– Карл и Вигго. И Пео и Герт.
Значит, мужчины, подумал Хуртиг.
– Но ведь Карл, Пео и Герт мертвы. А Вигго исчез.
Черт, зачем я это сказал, тут же подумал он.
Аннет как будто не поняла, о чем речь.
– Да бросьте! Вы что, смеетесь надо мной? Этот разговор больше не кажется мне приятным. Вам пора уходить.
Хуртиг испугался, что напортачил. В мире Аннет Лундстрём все они были живы – Карл, Пео и Герт, поэтому она не поняла его вопроса.
– Простите, – извинился он, – я ошибся. Я сейчас уйду, но мне кое-что хочется узнать. Вигго ведь был… – Он оборвал себя. Сначала думай, потом говори. Расположи ее к себе. – Вигго ведь хороший человек, я слышал – он помогает бедным детям из других стран обрести лучшую жизнь в Швеции, находит им приемные семьи. Это так?
– Да, но тут ведь ничего странного. – Аннет наморщила лоб. – Разве я не говорила об этом раньше? Той полицейской, Софии-как-ее-там? Вигго такой умный, он столько работал. Он был так добр к детям.
Много информации, подумал Хуртиг. Какая-то явно ложная, вроде того, что София Цеттерлунд служит в полиции или что Вигго Дюрер – добрый человек. Слушая Аннет, Хуртиг делал пометки в блокноте, на страницах которого начал разрастаться очень странный мир. Открывался ли перед Хуртигом мир реальный или созданный в мозгу психически больного человека, он не знал – может, оба, но он собирался кое-что обсудить с Жанетт, потому что из слов Аннет кое-что вырисовывалось, несмотря на то что та смешивала базовые понятия вроде времени и места.
Она говорила о Sihtunum i Diaspora – фонде, жертвователями которого были Вигго Дюрер, Карл Лундстрём и Бенгт Бергман. О фонде, который поддерживал работу по благоденствию детей, преимущественно из стран третьего мира. В рассказе Аннет все выглядело отлично. Приемным детям так славно жилось в Швеции, а еще фонд помогал обездоленным детям в других странах.
Женщина создала себе идеальную картинку.
– Вы знаете отца Виктории, Бенгта Бергмана?
Она наивна. На грани глупости.
– Нет, – ответила Аннет. – Он помогал Карлу, Пео, Герту и Вигго финансировать фонд, но я с ним никогда не встречалась.
Еще один прямой ответ, к тому же верный. Информация о жертвователях не нова, но всегда полезно получить подтверждение.
Ладно, подумал Хуртиг. Остался всего один вопрос.
– “Подсказки пифии”. Что это?
На лице женщины снова отразилось непонимание.
– Разве вы не знаете? Об этом ведь спрашивала ваша коллега, эта самая София, с которой я говорила пару дней назад.
– Нет, правда не знаю. Но я слышал, что есть такая книга. Вы ее читали?
– Разумеется, нет. – У Аннет был недоумевающий вид.
– Почему?
Во взгляд женщины вернулась пустота.
– Я никогда не видела книги с таким названием. Подсказки пифии суть изначальные слова, древние, они не подлежат сомнению. – Она замолчала и уставилась в пол.
– Хотите еще что-нибудь рассказать?
Аннет Лундстрём помотала головой.
Когда Хуртиг оставил за спиной русенлундскую больницу и выехал на Рингвэген, услышанное от Аннет начало понемногу оформляться у него в голове.
Подсказки пифии. Нечто, созданное исключительно для этих людей. Правда, которую они изобрели для собственных целей. Для описания этого явления Хуртигу наиболее подходящим выражением казалось “промывка мозгов”.
Хуртиг был уверен, что у Жанетт возникнут какие-нибудь идеи насчет этих подсказок. Остановившись на красный свет, он подумал: как у нее сейчас дела? Когда она позвонила и сказала, что проверит фильм Лундстрёма, ему захотелось оказаться рядом, поддержать ее. Она, конечно, крутая, но насколько крутым надо быть, чтобы не рухнуть под такой тяжестью?
Когда через двадцать минут он открыл дверь кабинета в Государственном управлении уголовной полиции, ответ на его вопрос был написан у Жанетт на лице.
Сольрусен
Виктория Бергман бешено строчила в блокноте. Строка за строкой – о своей дочери Мадлен, а София Цеттерлунд сидела рядом и слушала, как шуршит ручка по бумаге.
Слепые глаза внимательно смотрели на Викторию.
– Ты много писала еще подростком. Это все еще с терапевтическими целями?
Как же она устала. Но надо работать дальше. Она понимала, что записывает вещи, никак не связанные друг с другом, но может быть, она отыщет какую-то структуру позже.
– Я просто записываю, – сказала она.
Точно так же она включала карманный диктофон, чтобы записывать свои длинные монологи, а потом пытаться рассмотреть рисунок. Открыть, кто она есть.
– Как я понимаю, ты еще не разобралась с собой, – заметила старуха.
Виктория не слушала ее, но скоро прекратила писать, посмотрела на бумагу и обвела несколько ключевых фраз, после чего отложила ручку.