Слабость Виктории Бергман. Трилогия

Сунд Эрик Аксл

Пока знаем только Бенгта Бергмана. Но вот этот… – Она ткнула пальцем в экран. – Он был в других фильмах. Я узнаю его родинку.

– Только Бенгт Бергман, – пробормотал Хуртиг.

Он взял стул, стоявший у стены, поставил его рядом со стулом Жанетт и уселся. Камера в это время прошлась по комнате (окно с видом на плохо освещенную парковку, звуковой фон – мужские стоны) и снова вернулась к кровати. – Стоп, – сказал Хуртиг. – Это что, в углу?

Жанетт повернула рычажок влево. Картинка замерла, и Жанетт принялась медленно отматывать

запись, кадр за кадром. – Вон там. – Хуртиг указал на кадр, где камера захватила угол комнаты. – Что это?

Жанетт остановила запись, добавила контрастности и поняла, что имел в виду Хуртиг. В темном, неосвещенном углу сидел на стуле какой-то человек, наблюдающий за тем, что происходит на кровати.

Жанетт увеличила картинку, но рассмотреть удалось только профиль человека. Черты лица терялись.

Идея Хуртига рассмотреть задний план навела Жанетт на одну мысль.

– Погоди, – сказала она и поднялась. Хуртиг удивленно смотрел, как она открывает дверь и зовет Кевина.

Молодой полицейский вышел в коридор.

– Еще кофе? – спросил он.

– Нет. Будь добр, подойди сюда.

– Момент.

Кевин сходил к себе в кабинет, а когда зашел к Хуртигу и Жанетт, в руках у него был еще один диск.

– Вот, – сказал он, протягивая диск Жанетт и здороваясь с Хуртигом. – Вот что я пока нашел на компьютере Ханны Эстлунд, и должен сказать, что ничего подобного я до сих пор не видел. – Он сглотнул и продолжил: – Нечто совершенно другое. Тут есть… – Тут есть что? – спросила Жанетт – и поняла, что юный полицейский по-настоящему потрясен.

– Тут есть философия, или как еще это можно назвать.

Жанетт пристально посмотрела на него, не понимая, что он имеет в виду, но спрашивать не хотелось. Сейчас она сама все увидит. Но сначала ей нужна его помощь.

Она положила диск возле микшера, взялась за рычажок и стала медленно отматывать кадры назад, один за другим. Когда камера наехала на окно с парковкой, она остановила запись. За окном на парковке виднелось множество машин.

– Можешь очистить картинку настолько, чтобы стали видны номера машин? – спросила она, поворачиваясь к Кевину. Тот явно понял, что ей надо. – Тогда можно было бы…

– Я понял, – перебил Кевин, склонился над микшером, увеличил машины и, быстро пощелкав кнопками, сделал картинку предельно четкой. – А теперь вы хотите, чтобы я узнал имена владельцев машин?

– У тебя есть время? – Жанетт улыбнулась ему.

– Только потому, что вы приятель Миккельсена. Но пусть это не входит в привычку.

Кевин подмигнул ей, записал номера машин на стоянке и ушел к себе.

Краем глаза Жанетт заметила, что Хуртиг наблюдает за ней. – Впечатлился? – спросила она, вынимая кассету и вставляя в устройство диск.

– Очень. А что мы будем смотреть сейчас?

– Видеозаписи с компьютера Ханны Эстлунд. – Она откинулась на спинку стула и укрепилась духом, приготовившись к предстоящему зрелищу. –

Видимо, нам придется увидеть нечто еще более отвратительное.

– Началось? – пробормотал Хуртиг, когда на экране появилось небольшое помещение. Звук был шумным и каким-то гулким.

Помещение, похожее на сарай. На заднем плане виднелись тачка, какие-то ведра, грабли и прочий садовый инструмент. – Снимали как будто с экрана телевизора, – заметил Хуртиг. – Заметно по мерцанию и по звуку. Скорее всего, оригинал – старая видеокассета.

Камера накренилась на несколько секунд, словно теряя равновесие.

Потом на экране возникло лицо, скрытое за самодельной маской свиньи. Пятачок сделан из чего-то вроде пластикового стаканчика. Камера отъехала, и стало видно нескольких человек. На всех были балахоны и свиные маски. Три девочки стояли на коленях позади бочки с чем-то, чего Жанетт не смогла разглядеть.

Вот это должны быть Ханна и Йессика. – Хуртиг указал на экран.

Жанетт кивнула – она узнала девочек со школьной фотографии.

Вероятно, перед ними разворачивалось событие, о котором рассказывала мать Регины Седер. Ритуал посвящения, который вышел из-под контроля и из-за которого Ханне и Йессике пришлось покинуть школу.

– А рядом с ними, стало быть, Виктория Бергман. – Жанетт смотрела на худенькую светловолосую девочку с голубыми глазами. Ей показалось, что Виктория улыбается. Но улыбка не была спокойной – скорее, глумливой. Виктория как будто знает, что сейчас произойдет, подумала Жанетт. Еще в девочке было что-то едва знакомое, но Жанетт не могла точно сказать что, а вскоре ее мысли ушли совсем в другую сторону.

Одна из девочек в масках сделала шаг вперед и заговорила: “Добро пожаловать в гимназию Сигтуны!” С этими словами девочка вылила ведро воды на Ханну, Йессику и Викторию. Мокрые девчонки закашляли, принялись отплевываться, зашипели. – Золотая молодежь, черт бы их побрал. – Хуртиг покачал головой.

Остаток фильма смотрели молча.

В заключительном эпизоде Виктория, наклонившись к блюду, стала есть его содержимое. Одна из девочек на заднем плане сорвала с себя маску, ее вырвало, и тут Жанетт узнала и ее тоже. Девушка снова надела маску, но Жанетт хватило нескольких секунд. Это она.

– Аннет Лундстрём, – констатировала Жанетт.

– Да. Ну и ну, слов нет…

– Как прошел разговор с ней? – поинтересовалась Жанетт. Если честно, она почти забыла, чем занимался Хуртиг, пока она сидела здесь.

– Ну так… – Хуртиг кашлянул. – В каком-то смысле – с пользой. Но поговорим об этом потом. Вот это все несколько диковато, мне сейчас трудновато мыслить ясно.

Жанетт была согласна с ним, но, как бы ни хотелось ей избежать просмотра, смотреть надо было. “Притупляются ли у них чувства в конце концов? – думала она. – У тех, кто работает здесь? Ну конечно, притупляются”. И она снова бросила взгляд на мультяшного дядьку.