Сладкая месть коварного босса
Шрифт:
После физры она поглядывала на него волком, полная обиды, и как-то не особо придала значение тому, что Державин время от времени потирал спину. Теперь-то стало ясно, что Макс, видимо, массировал место удара. Ему, наверное, очень больно.
Ну а следующим утром они случайно столкнулись в раздевалке. От неожиданности Ева занервничала, растерялась и поставила рюкзак мимо скамейки: тот смачно шмякнулся на пол. Из-за этого она почувствовала себя очень глупо и смутилась ещё больше, но Максим не рассмеялся, как можно было ожидать, а поднял рюкзак и подал его ей, предварительно отряхнув и вытерев своим рукавом. И в этот момент что-то в ней перевернулось. Так и подмывало
— О, Ева! — окликнула её Аня, стабильная хорошистка, расстёгивая куртку. — Сколько у тебя получилось в первой задаче?
Евангелина, оглянувшись на одноклассницу, по памяти сказала ответ, но когда снова обернулась, то Державина и след простыл, а Аня его, кажется, вообще не заметила. Куда же он подевался? Тут ведь только один выход.
А Макс, юркнув за куртки старшеклассников, стоял тихо-тихо и с гулко бьющимся сердцем ждал, когда же уйдёт эта Аня, появившаяся так не вовремя. И вскоре она действительно ушла, да только уволокла Евангелину с собой. Максим вылез из укрытия и подошёл к тому месту, где они только что встретились с Ланской. Со вчерашнего дня, с этого гадского занятия физры, тёплые карие глаза Евы поглядывали на него настороженно. Кажется, она ожидала, что он снова может её толкнуть или ударить без причины. Но сегодня Евангелина смотрела по-другому, будто хотела что-то сказать…
Он и сам не заметил, что улыбается, вспоминая, как подал ей сумку, а она шагнула к нему, и их взгляды встретились… Ева впервые стояла к нему так близко, что до него донёсся аромат цветов: так пах её шампунь. «Самый вкусный аромат в мире…» — именно так подумал Макс тогда, так же считал и сейчас, пытаясь снова уловить в воздухе этот запах.
Следующий урок физкультуры прошёл для Максима в разы хуже предыдущего, хотя, казалось бы, куда уж хуже. В этот раз физра была первой, а в такое время школьная столовая обычно ещё закрыта. Учитель устроил им эстафету, поэтому к концу урока народ был уставший и умирал от жажды, но в столовку бежать было бесполезно: она всё равно раньше девяти не откроется. До конца урока оставалось около десяти минут, и ребята сейчас мечтали о бутылке воды как о самом большом сокровище в мире, поэтому были раздражённые и в отдельных случаях злые.
Для Макса покупать воду было слишком дорого, он всегда носил бутылочку кипячёной воды из дома, и теперь это сыграло ему на руку. Но как тут пить, если все остальные почти помирают от жажды?! И он терпел, держался, чтобы не полезть за бутылкой при всех. Однако слова Евы «Как же хочется пить!», сказанные Светке, моментально вышибли из мозга все разумные мысли, и Максим, достав из рюкзака бутылочку, протянул её зазнобе.
Все посмотрели на него почти с ненавистью, но он, удивляясь собственной смелости, продолжал протягивать бутылку Ланской, вот так просто, без слов, потому что на них нужно было ещё немного смелости, а его лимит в этом плане был уже исчерпан. Евангелина стояла растерянная, а затем нерешительно протянула руку и обхватила прозрачный пластик.
— Не бери! — одёрнули её. — Ещё заразу какую-нибудь подхватишь. Он же в трущобах живёт, мало ли, что у него там водится…
Макса будто ледяной водой окатили. Если бы у него «что-то там» водилось, его бы попросту не допустили до учёбы и тесного контакта с другими детьми. Все ведь проходят медосмотр, и доктора ничего
— С этим нищебродом не зря никто сидеть не хочет: вдруг гадостью какой-нибудь заразишься… — продолжали науськивать ребята.
«Это вообще-то я ни с кем из вас не хочу сидеть!» — мысленно возмутился Максим.
Да, у него была поношенная и даже местами заштопанная одежда часто не по размеру, но всегда чистая и отглаженная. Он по природе был опрятным и к вещам по возможности относился бережно, а уж после попадания Державина-старшего в долговую яму и подавно. Сейчас, когда Макс рос не по дням, а по часам, ему приходилось довольствоваться старыми вещами отца, лет сто назад вышедшими из моды: по-другому было никак, своя одежда давно мала. Даже тот же сэконд-хэнд был не по карману, на еду бы хватило… Максим очень жалел, что у них не принята школьная форма, тогда все были бы практически равны и пришлось бы краснеть лишь за стоптанные ботинки и старую батину куртку.
И Ева бросила его бутылку, будто та и правда была заразной. Ладно, бросила или просто уронила — не так важно, главное, что бутылочка катилась по полу такая же отвергнутая, как и её хозяин. И тогда он поднял её, отвинтил крышечку и начал пить. При всех, назло, глядя, как остальные завистливо сглатывают, облизывают пересохшие губы и, кажется, ненавидят его так, как никогда прежде. Заразный, говорите? Ну-ну…
— Так, что там за столпотворение? — окликнул физкультурник. — У вас есть ещё десять минут, можете поиграть в пионербол, — и вышел в тренерскую.
Вот тогда-то месть одноклассников вылилась на Макса в полной мере. Кажется, не осталось никого, кто не попал бы в него мячом. Разумеется, «совершенно случайно». Даже девчонки поддержали в этом плане пацанов, бонусом шло лишь то, что их удары были не такими сильными. Играть роль «мальчика для битья» для Максима не в новинку, но никогда ещё это достигало такого апогея и не было настолько унизительно.
А Ева… она просто подхватила рюкзак и почти выбежала из зала ещё до звонка. Хоть мячом не заехала, как другие, и то хорошо.
Глава 3
Сейчас то, что происходило с Максом в школе, называется булинг, но тогда Державин считался просто изгоем и лузером, и с этим приходилось как-то жить. Изгоям нельзя любить, им вообще опасно с кем-то сближаться, потому что можно навлечь неприятности на предмет собственной симпатии. Но Макс всё равно любил, тихонечко, стараясь, чтобы никто не заметил. Хотя другие, наверное, даже мысли не допускали, чтобы «отброс», каковым остальные его считали, мог на что-то надеяться, если дело касалось школьной принцессы.
Надо отдать должное Светке, та Еве чуть ли не в рот заглядывала, «оберегала» от всех и вся и посылала остальных девчонок по мелким поручениям типа принести булочку из столовой или взять в библиотеке нужную книгу. Вскоре Полежаева попросту монополизировала местную звезду и стала для неё незаменимой. А потом наступила та злосчастная дискотека в честь 8 марта, когда у Максима слетели тормоза и он шагнул в пропасть.
Что его заставило выйти из тени? Почему снова решился на открытый бунт? Сейчас он смутно помнил, что был задет высказыванием ребят. Как раз накануне праздника они обсуждали, сколько в классе мальчиков, а сколько девочек, планируя, кто с кем будет сидеть, когда родители накроют для них сладкий стол. И Макса элементарно не посчитали, словно он был пустым местом. Потом кто-то о нём вспомнил, а другие только посмеялись.