Сладкая месть коварного босса
Шрифт:
— Тогда почему вы заочно не отказались? Зачем приехали?
Ещё один уничижительный взгляд прошёлся по Максу.
— Да так, чисто из любопытства… Хотел поближе рассмотреть, во что выросло то недоразумение, которое когда-то было побирушкой, а сейчас возомнило о себе Бог знает что, — Андрей Владимирович машинально крутил золотой перстень на пальце, как будто весь этот разговор навевал на него скуку. — Потому что твоё так называемое «деловое предложение»… ну это курам на смех, право слово. Что ТЫ можешь предложить МНЕ?! Я таких мальчиков на завтрак ем. И не говори мне о
Если раньше Макс испытывал к потенциальному тестю банальную неприязнь, то с каждым его словом у Державина всё больше подгорало. Но надо держаться, иначе и до греха недалеко.
— Как вы наверняка знаете, мой отец очень сильно поднялся, — Максим из последних сил старался думать о глобальной цели и не сдаваться из-за нескольких (пусть даже очень болезненных) препятствий. — Мы с ним много сил вложили в становление нашей компании, и это ещё далеко не предел. Если вы в нас поверите, если поверите в меня, то ваша дочь обретёт как раз того мужа, которого вы для неё искали. Я смогу…
— Ты как был, как и остался лишь грязью под ногами Евы, — перебил Ланский, — она на тебя даже не посмотрит, а уж если узнает, что гендиректор «Парадайз-плейс» (как звучит-то, а!) — это тот бомжеватый недоносок из её детства… Тебя мало носом тыкали в ту дыру, из которой ты вылез? Так я могу шепнуть остальным, что ты и откуда, и тогда все твои «друзья» быстро испарятся, а ты опустишься на ещё большее дно, откуда уже не поднимаются…
Он сказал «что», а не «кто», словно и за человека Макса не считал.
— Разве прошлое так уж важно? — процедил Державин. — Многие крупные бизнесмены начинали с нуля…
— Знаешь что… Я терпеть не могу нуворишей (так это раньше называлось), они как деревья без корней, в них нет основы. Дунешь — и всё, рухнут к чертям, — Ланский поднялся, символизируя, что разговор окончен.
— То есть вы считаете, что старое, дряхлое и ополоумевшее дерево с корнями куда лучше, чем молодое, которое эти самые корни как раз активно пускает и укрепляет?! — зло уточнил Макс, лимит терпения которого был исчерпан.
Бизнесмен рассмеялся и смерил Державина очередным уничижительным взглядом.
— Да-а, жаль, что и ты, и твой папаша не остались в придорожной канаве, где вам самое место, а рискнули поднять головы и теперь пребываете в иллюзиях, что вы нам ровня, — почти выплюнул он. — Не позорься, сиди себе тихо на своём насесте, который удалось урвать, и радуйся жизни, пока можешь, иначе потом будет очень больно падать. Я всё сказал…
Ланский уже давно ушёл, а Максим всё пытался переварить его слова. Вот как, значит… Давно Державина не душила такая ярость. Он остановил себя, когда пальцы потянулись к тарелке, хотя очень хотелось запустить её в стену, но попавшаяся под руку ложка была безжалостно согнута и выброшена за ненадобностью.
— Уничтожу… — прорычал Макс, сминая оказавшиеся бесполезными документы. — Из лужи пить будешь.
Глава 6
Евангелина в сопровождении приставленного отцом охранника вышла из торгового центра. Кирилл, одетый как типичный телохранитель,
Немногословный и сдержанный, этот молодой и привлекательный мужчина был её бессменным спутником вот уже третий год. Знал вкусы и повадки, практически предугадывал желания и вынуждал жить и действовать в чётких и заранее оговоренных с семьёй Ланских рамках.
Погулять по городу с подругой? Не её случай. Праздно пошататься по магазинам? Тоже. А о походе в клуб даже речь не шла. Учёба, практика в компании, дом, учёба, практика, дом… так проходили её дни в туманном Альбионе: правильно, выверенно, безрадостно… Куда уж при таком раскладе задумываться о личной жизни. Те трое парней, которые за время её пребывания за границей пытались оказывать Еве знаки внимания, внезапно куда-то испарялись. Нет, она прекрасно понимала, что они вовсе не «испарялись» и уж точно не «внезапно», просто головорезы отца быстро отваживали от ценной наследницы нежелательных кавалеров.
До Кирилла её охранял Григорий, но тому не повезло проникнуться к подопечной чрезмерной симпатией. Евангелине тоже нравился этот темноглазый мужчина, хотя и чисто по-дружески. С ним было здорово беседовать по вечерам, в нём не чувствовалось отчуждённости, а его глаза, которые улыбались, глядя на молодую хозяйку, дарили в этой промозглой стране тепло, которого ей так отчаянно не хватало. Но однажды, когда потоком сильного ветра у них унесло зонтик и Ева оказалась под струями дождя, он снял пиджак и укутал её, обняв за плечи. Так и пришли в дом, где их встретила остальная охрана.
Отцу тут же обо всём доложили, так что на следующий день возле двери в свою спальню Ева обнаружила новое лицо, а о судьбе Григория не знала до сих пор, хотя несколько раз пыталась разузнать. Кирилла проинструктировали о ситуации с предшественником, поэтому он вёл себя с подопечной преувеличенно холодно и держал дистанцию. Никаких задушевных разговоров, никакого внепланового общения, ничего лишнего… В общем, последние месяцы в Великобритании были полны тоски и безысходности.
«Как под конвоем», — временами думала Ева, и надо ли говорить, что была почти счастлива, когда после получения диплома о втором высшем образовании отец решил отозвать её обратно.
Нет, спасибо папе, что разрешил отучиться ещё и на той специальности, которая ей действительно нравилась, хотя Евангелине и приходилось совмещать занятия любимой классической литературой со стажировкой в компании одного из партнёров отца, дабы подтвердить первый диплом об экономическом образовании. Но даже самое желанное дело может опостылеть, если кто-то контролирует практически каждый твой шаг.
«Воздуха мне!» — хотелось крикнуть Еве, но это всё равно бесполезно: тотальный родительский контроль с неё снимут разве что после смерти.