Сладкая отрава
Шрифт:
включена публичная бета!
заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
Вдыхаю запах гари, смешанный с пылью и тошнотворным ароматом свежей крови. Вокруг полумрак: лампы в этой части Дома правосудия разбиты, и лишь слабый свет уличного фонаря проникает через зияющие глазницы окон.
Я сижу на полу, прислонившись к стене. Неловко шевелю ногой, и из-под ботинка сразу же доносится скрежет битого стекла вперемешку с шелестом полуистлевшей бумаги. Различаю шаги справа от себя и поднимаю голову. Финник. Напарник подходит ко мне, садится рядом
Новый главный миротворец по имени Мастерс возникает в дверном проеме, но не проходит в комнату, где нашли приют Одейр и я.
– Доброй половине мятежников удалось скрыться пока шли бои на площади и подступах к ней, – говорит Мастерс и замолкает. Мы тоже молчим.
Он уже разворачивается, собираясь уйти, но внезапно замирает и, повернув голову в нашу сторону, добавляет:
– Гейл Хоторн жив, но ему нужна медицинская помощь. Переправить его в обычную больницу или будут особые распоряжения?
Я сглатываю, прикрывая глаза рукой. Приступ отступил, но я и в обычном состоянии не жалею о том, что подстрелил охотника. Это плата за его предательство и ложь, как мне кажется. Однако сейчас вопрос стоит иначе – «особое распоряжение» подразумевает два варианта.
Первый – капитолийский Центр регенерации, где я сам побывал уже дважды. Сутки в руках местных врачей, и на Гейле не останется ни царапины.
Второй вариант… И Хоторна больше никто не увидит. Его уничтожат и заметут следы. Пока я искал компромат на Сноу, то столкнулся с несколькими такими «чудесными исчезновениями»: был человек и вдруг его не стало.
Прислушиваюсь к своим ощущениям. Расстанься Гейл с жизнью сразу – от моего выстрела – в этом была бы справедливость, но сейчас… Приказать убить его… Низко. И мерзко. А что с Центром регенерации? Позволить Хоторну наслаждаться жизнью и не знать боли, после ада, через который я прошел из-за того, как он тогда – на взлетной площадке – бросил меня в руках миротворцев? Нет, пожалуй, этого мой соперник тоже не заслуживает.
– Обычной больницы, думаю, хватит, – отвечаю я спустя время. Мастерс кивает и уходит прочь.
Одейр по-прежнему сидит рядом, только теперь я чувствую на себе его пронзительный взгляд. Мне неуютно, будто кто-то пытается копаться у меня в голове. Поджимаю губы и сижу, уставившись в одну точку на полу.
– Что это было? – спрашивает, наконец, Финник, и я без подсказок понимаю, что именно его интересует.
Приступ.
Я никогда не обсуждал с Одейром мои новые чувства Китнисс и я даже не знаю, посвящал ли его Сноу в курс дела. Финник без лишних слов принял тот факт, что у меня есть свои причины помогать Капитолию в борьбе с мятежниками и больше не лез в это. До настоящего момента.
–
– А ты попробуй, – не отступает Победитель, – нам, похоже, сегодня некуда больше торопиться.
Тяжело вздыхаю и упорно молчу. Не потому, что не доверяю Одейру, я просто не представляю, как объяснить все, что произошло.
– Можешь начать с того, почему ты приставил дуло своего пистолета к груди любимой девушки? – предлагает Финник, а меня передергивает от слова «любимой».
– Я не люблю ее! – вырывается у меня раздраженно.
Мой собеседник выглядит удивленным, так что я вынужден пояснить:
– Любил раньше. Теперь нет.
– И что изменилось? – с прищуром спрашивает Финник.
Я пожимаю плечами, подыскивая верные слова:
– Я изменился. Теперь я вижу истинное лицо Китнисс Эвердин. Лживая дрянь! – не могу сдержаться, желчь и злоба лезут наружу. – Она всегда обманывала меня, играла, как кошка с мышью…
– И кто же открыл тебе глаза на происходящее? – интересуется Одейр. – Сноу?
Молча киваю, теребя в руках кусочек разбитого стекла. Я –как это стекло: теперь уже не часть чего-то целого, а сам по себе. Никому не нужный, но еще надеющийся принести хоть какую-то пользу.
– А если Сноу соврал? – нарушает тишину Финник. Я перевожу взгляд на Одейра, жду. – Откуда Президенту знать о чувствах Китнисс к тебе? Она не кажется любительницей поболтать о сокровенном.
Признаться, пару раз меня посещала подобная мысль, но… Факты – вещь упрямая. Это не Сноу заставил Китнисс сбросить на мою голову улей с осами на Арене. И не президент требовал от нее “все забыть”, когда мы возвращались в Двенадцатый. Китнисс сама скрыла от меня информацию о готовящихся мятежах. Она по собственной воле делила постель с Гейлом…
Круговорот воспоминаний, от которых кружится и начинает болеть голова. Яркие блестящие видения, встающие перед глазами: их целующиеся губы, жаркие стоны…
– Что ты собираешься с ней делать? – тихим голосом интересуется Одейр. Мне кажется, или я улавливаю беспокойство в его вопросе?
– То же, что и она со мной! – не задумываясь, отвечаю я. – Ее тело заслужило познать ту же боль, которую она причинила другим!
Меня буквально скручивает от злости, и перед глазами возникает изящная шейка Сойки, которую я с удовольствием скручиваю собственными руками за все, что она сотворила в этой жизни. За все то зло, которое она принесла в этот мир.
– Мелларк, а… Как же ребенок? – внезапно спрашивает Финник, и я на пару минут теряю способность разумно мыслить.
– Какой еще ребенок? – сжимаю кулаки и с силой мотаю головой, надеясь прогнать воспоминания, которые атаковали меня: Китнисс прижимается к Гейлу, их обнаженные тела сливаются, они стонут. Они любят друг друга…
– Её и Гейла? – наконец, выдыхаю я, скрипя зубами.
Мгновение Одейр выглядит озадаченным, но все-таки произносит:
– Твой ребенок, Пит. Твой и Китнисс!