Сладкая Тьма, Кобяков Виталий Витальевич

Сладкая Тьма

на обложку

Кобяков Виталий Витальевич

Шрифт:

Я же могу думать на обоих языках, могу быстро переключаться с одного на другой. С испанским чуть похуже, но, если напрягу мозги, то и на этом мелодичном языке смогу размышлять без потери качества самих дум. Как говорил один мой профессор в университете: "Если к моменту получения диплома вы не сможете мыслить на профильном языке, то лучше сожгите этот диплом, ведь хорошим переводчиком вы никогда не станете".

– Что это?
– всматривался

в мой рисунок Михо.

– Мёртвый единорог, - усмехнулся я.

– Но тут же листок просто полностью закрашен карандашом!
– почесал голову ученый.

– Единорог скрыт мраком, но, если приглядишься, то обязательно увидишь его.

– Да ничего тут нет!
– воскликнул Михо после долгих попыток что-то разглядеть.

– А у Малевича в его "Чёрном Квадрате" есть что-нибудь?
– я плюхнулся на диван, заложил руки за голову и закрыл глаза. Так достигается идеальное представление той известной картины. Ну, еще спина устала вечно сидеть на стуле.

– У него тоже ничего нет, - уверенно ответил ученый.

– Эх, не понять тебе художественных замыслов, - громко зевнул я.

– Это я как-нибудь переживу. Мне бы лучше понять замыслы Люцифера...

– Он тоже художник, - улыбнулся я, так и не открывая глаз.
– Вот скажи, можно ли кого-то назвать "разумным", если оно не может творить?

– Так, - задумался Михо, тяжело вздохнул и начал свои научные выкладки.
– Если рассматривать творчество, как процесс создания чего-то нового и уникального, то это обязательная составляющая разума.

– Вот, ты сам подтвердил мои слова.

– Не-е-е, - протяжно затянул ученый.
– Меня же не делает художником то, что я разбираюсь в биологии.

– Ты - художник мыслей, - уплыл я в философию.

–

Не буду спорить, - хихикнул Михо.
– Слушай, тебе спать не холодно?

– Возьми в моем шкафу осеннюю непромокаемую куртку с капюшоном, там еще одна должна быть, - посоветовал я.
– Два пары носков на ночь надевай. Перчатки, если совсем тяжко.

Он прав, спать сейчас неуютно. Температура в квартире немногим больше десяти градусов, а вся одежда мокнет в миг. Когда я прибыл сюда на постоянное место жительства, было еще холоднее. Тогда за границей взвывали зимние ветра и царствовали минус двадцать. Сегодня в руинах Москвы, вероятно, около десяти на отрицательной шкале.

– Чего ты ждешь?
– спросил Михо, присев рядом на кровати. Я, не открывая глаз, согнул ноги в коленях, освобождая немного места для него.

– А кто сказал, что я чего-то жду?

– Не будешь же ты просто так ничего не делать!

– До вашего прихода я занимался именно тем же, чем и сейчас, - с легкой грустью в голосе сообщил я.
– Ничего не делал.

– Да уж, - вздохнул ученый.

Я быстро подскочил с кровати, услышав слабый звон из подъезда.

– Ты этого ждал?
– Михо слегка заволновался.

– Нет. Тот, кого я жду, не вляпался бы в мою сигнализацию, - разочарованно произнес я, надевая броню.

– Инди?

– Опять нет, - покачал я головой.
– Инди сюда не сунется. Хотя ты прав, он бы не задел ловушку.

– Что делать?
– ожидал ученый распоряжений, полностью доверив свою судьбу в мои руки.