Сладкий грех. Разрушение

Мур Лина

— Сейчас?

— Да. Сейчас. Я знаю одно небольшое кафе, в котором подают лучшие молочные коктейли здесь.

— Наверное, это кафе твоей мамы, — смеюсь я.

— Нет, но не говори ей об этом, женщины очень обидчивые. Это кафе одной пожилой пары, они едва держатся на плаву, но иногда я хожу туда, чтобы выпить коктейль. Я покупаю много, якобы для друзей, но у меня их нет. А потом раздаю их. Рецепт их коктейля держится втайне. Они сами делают мороженое, и оно тоже вкусное.

Я потрясена им. Снова. Вот Слэйн делает плохо, плохо, плохо, а потом неожиданно

открываются такие моменты, ради которых я, наверное, и живу.

— Хм, тогда я бы выпила парочку коктейлей, — улыбаюсь ему.

Слэйн сворачивает направо, и мы едем по тёмным улицам, пока не останавливаемся у маленького и практически незаметного кафе. Оно расположено в старом, спальном квартале, где люди хотят что-то подешевле и с высоким градусом алкоголя. Здесь, наверное, прибыль получают только бары с разливным пивом, да и то разбавленное водкой. Так зачастую делают. И я так делала, когда работала в одном из таких баров.

— Ты уверен, что мы подходяще одеты? — шепчу я. Он уверенно ведёт меня к кафе.

— Мне нравится, — пожимая плечами, Слэйн открывает дверь, и над нашими головами раздаётся перезвон колокольчика. Я расплываюсь в улыбке от внутреннего убранства кафе. Оно милое и старое. Диванчики, обитые клетчатой тканью, стоят у стены, три столика, из тёмного дерева и такие же стулья. На стенах висят фотографии незнакомых людей в сепии, всюду расставлены милые маленькие статуэтки.

Мы садимся за столик, и Слэйн направляется к стойке, за которой его радостно приветствует пожилая женщина. Она выглядывает из-за его спины и ещё шире улыбается. Приветливо машу ей. Они со Слэйном о чём-то разговаривают, пока нам готовят коктейли. Разве этот мужчина злой и плохой? Нет. Люди не тянулись бы так к нему, не улыбались ему и не смеялись искренне и по-доброму в разговоре. Просто Слэйн открывает своё сердце не каждому, и я рада узнать это. Его семья не заслуживает такого уровня доверия.

Слэйн возвращается за столик с подносом в руках, на котором две тарелки с кусочками домашнего пирога.

— Я не смог отказать ей. Она так настаивала на десерте, сказав, что твои глаза слишком грустные, и я обязательно должен это исправить, — говорит он.

— Она милая. И мне здесь нравится. А от пирога не откажусь. Я проголодалась.

— Мы только недавно ели. Ты съела мою слойку, Энрика.

— Это было очень давно. И я разделила её с тобой, так что не ной, — смеюсь я.

Делаю глоток молочного коктейля через трубочку и восхищённо закрываю глаза.

— Господи, это восхитительно. Правда, я не помню, чтобы коктейли были настолько вкусными, — шепчу, облизывая губы.

— Я же говорил, — Слэйн подмигивает мне, наслаждаясь своим коктейлем.

Отламываю кусочек пирога, зная, что за мной наблюдает хозяйка кафе и жую его.

— Могу сказать, что это лучшее из всего, что я пробовала. Лимон делает яблоко просто невероятным, — делюсь я.

— Ты ранила меня в самое сердце, Энрика. — Слэйн притворно прикладывает ладонь к груди, и я хихикаю.

— Это стимул, чтобы раздобыть этот рецепт и приготовить

его вместе, — загадочно играю бровями.

— Выглядит, как отличный план злодея. Так и назову: «Злодей, укравший рецепт пирога».

Откидывая голову, хохочу от всей души. Слэйн наблюдает за мной и старается скрыть улыбку. Он такой милый. Такой искренний сейчас и настоящий. Вот тот мужчина, которого я люблю. С этим человеком я бы хотела провести всю свою жизнь, но как только мы окажемся среди чёрного мрамора, то всё это исчезнет.

Грусть наполняет моё сердце. Прошу у Бога какой-нибудь знак, чтобы он помог мне. Хоть какую-нибудь подсказку, что дальше делать, кому верить и как понять, что происходит вокруг меня. Я немного запуталась. Не могу рационально мыслить, когда столько всего случается со мной.

Замираю и сглатываю коктейль.

— Что такое? — Слэйн быстро оценивает моё изменившееся настроение.

— Музыка, — шепчу, поднимая голову. Из колонок, расположенных у потолка, раздаются знакомые звуки, и я прикрываю рот ладонью.

— Господи. Не могу поверить. Боже мой.

— Что? Что? — Слэйн непонимающе смотрит на меня.

Я смеюсь, качая головой.

— Мой папа всегда много работал. Я старалась дождаться его, потому что знала, что его работа опасна. И однажды, я услышала, как подъехала его машина. Я тихо подкралась к лестнице. Мама отчитывала папу за то, что он снова опоздал на ужин, а он улыбался. Я тайком спустилась вниз. Папа поставил пластинку и включил её. Играла эта самая песня. Папа так смешно двигался. Я хихикала, наблюдая за ним. Мама старалась оставаться серьёзной, но не смогла. Она танцевала с ним. Они очень часто танцевали под эту музыку. Они танцевали с любовью друг к другу, — делюсь я с теплом в груди.

— Нет… нет, Энрика. Нет, — быстро мотает головой Слэйн.

— Пошли. Здесь никого нет, — смеюсь, поднимаясь с дивана.

— Нет. Никогда, — отрезает он.

Но я покачиваю бёдрами под звуки музыки и подпеваю. Музыка становится громче.

— Мистер, твои глаза полны сомненья, — подпеваю я, показывая на Слэйна.

— Энрика, прекрати. На тебя смотрят, — шепчет он.

— Я сенсация. Ты добивался меня однажды. Ты можешь попробовать ещё, — смеюсь я.

— Энрика.

— Пошли. Да, сэр, я могу танцевать буги-вуги. — Качаю бёдрами и улыбаюсь. Я помню, как мои родители танцевали под эту песню. Я любила за ними подглядывать. Они оба создавали вокруг себя ореол любви и тепла. Они были такими счастливыми.

Закрываю глаза, представляя, что танцую вместе с ними. Однажды, так и было. Я чихнула и обнаружила себя. Папа раскрыл руки, и я побежала к нему. Он подхватил меня на руки и обнял маму. Мы танцевали вместе. Он кружил меня и смеялся. Вокруг была ночь, поздняя ночь, и в нашем доме горел тусклый свет от торшера, а мы были семьёй. Казалось, что это никогда не закончится. Это закончилось.

По моей щеке скатывается слеза, но я танцую. Танцую для них. Я хочу освободиться от боли, терзаний и чувства вины. Я танцую и улыбаюсь.