Сладкое искушение
Шрифт:
— Ладно, — говорит она.
Отпускаю ее, и она тут же отплывает от меня. Я плыву следом. Она поднимается по лестнице, ее попка ровно перед моим носом. Блейк кричит что-то, но я не слышу, потому что в мгновение ока мое тело оказывается объятым похотью.
Вожделеть Анну несравнимо с другими девушками. Желание сильнее, к нему примешаны любовь, восхищение и боль. Оно слишком сильно, ему невозможно сопротивляться, и остается только отчаяние — взаимно ли мое безумие, или я в нем одинок.
Она наклоняется, копаясь в своей сумке, а я натурально всхлипываю. Влажная одежда прилипла и
— К твоему сведению, — через силу выдавливаю я, пока по венам струится чистое вожделение. — Ни с кем и никогда я не был более настоящим, чем с тобой за те три дня. Лучше бы притворялся, но с тобой это невозможно, маленькая Энн. Невозможно.
С ней всплывает все хорошее и плохое. Горячее и холодное. Желание и любовь.
Она долго смотрит на меня, затем моргает и, отступив, натыкается на ограждение. Эта девушка, напророченная много лет назад, вся наполнена добротой. И она не представляет, что творил я.
А еще мне не остается ничего иного, кроме как сопоставлять ее невинность и мое грязное прошлое: я не заслуживаю ничего хорошего, в то время как в ее природе заложена забота о потерянных и страдающих, и как итог — я начинаю сомневаться в истинности того, что между нами. Во всем. И я наседаю на нее. Потому что, как и ей, мне необходимы доказательства. Я должен услышать это от нее.
— Тем не менее, если ты думаешь, что по-прежнему что-то чувствуешь ко мне, — говорю я, — могу тебя разочаровать: это классический случай, когда кто-то хочет то, что не может иметь. Если бы ты меня заполучила, то вскоре бы остыла и осознала, что на самом деле тебе нужен простой хороший парень.
Ее взгляд становится жестким.
— Это лишь твои домыслы, Кайден, а не факты, и я не хочу, чтобы ты и дальше продолжал выливать их на меня. — Она пытается отойти, но я не даю. Я не хочу, чтобы она уходила.
— Прости, — говорит она. — По мне надо снять мокрую одежду.
Снять одежду… да. Мой взгляд опускается. Ну зачем ей надо переодеваться? Сейчас все просто идеально — мокрая одежда прилипла и подчеркивает каждый изгиб бедер, попки, талии и груди. Я сохраняю этот образ в своей памяти.
На мгновение кажется, что она меня ударит, но вместо этого ее руки тянутся к футболке. Я едва не падаю, когда она, извиваясь снимает ее через голову и бросает мне под ноги. Я пожираю глазами белый лиф на завязках и небольшие, но такие идеальные формы в нем. Матерь Божья… она проколола пупок. Я не могу… Ее талия… ключицы… глаза.
Знойный взгляд — она наслаждается этим моментом, как истинная лиса. Убийственный взор заставляет внутри все вскипеть. Любые остатки здравого смысла улетучиваются, едва она расстегивает и снимает шортики, обнажая бедра.
У меня капает слюна.
Она бросает мне вызов своим взглядом, самая смелая девушка в моей жизни, я же разложу ее прямо здесь, на деревянном полу и на глазах у Блейка, продолжая то, что начал еще в номере отеля. Она и ахнуть не успеет, как останется без бикини.
Я уже готов податься вперед,
У меня вырывается мученический стон, но она не знает жалости. Анна даже не думает оглядываться. Когда ее вкусненькая попка скрывается в бунгало, я хватаюсь за голову и припадаю к земле, ощущение такое, словно меня лошадь лягнула.
От задних дверей слышится смешок, там стоит Блейк, сложив руки на груди.
— Старик, это было жестко. И по заслугам.
Не поднимая головы, я выдавливаю:
— Не подходи или урою.
— Да даже если бы ты мне заплатил — ни за что.
Я вздыхаю и пытаюсь выровнять дыхание. Блейк ржет над моим видом и уходит, оставляя меня наедине с моими страданиями.
Глава 22. На собственной шкуре
"Временами, я ясно ощущаю жалящий страх неопределённости.
И не могу не задать себе вопрос: сколько еще я позволю страху брать контроль и руководить мной."
"Drive" Incubus
Рядом с Анной я забываю обо всем, и это проблема. Она смотрит на меня, как на героя, и я сразу забываю, кто я на самом деле. Она улыбается всему миру, и я забываю, что он обезображен. Она источает уют, и я забываю, что мы в постоянной опасности. Я забываю о том, почему должен держаться от нее подальше, почему для нее же лучше не испытывать ничего ко мне.
Я бегу по пляжу, по которому менее часа назад прогуливался с Анной. Проклинаю себя и клянусь, что если что-то случится с Анной я найду тех людей с карнавала и позабочусь о них.
Как же я был зол на себя. Во время нашей прогулки с Анной я проговорился о требовании ее отца держаться от нее подальше. Я костерил себя за то, что она показала мне свою великолепную ауру, полную любви, а затем я взбеленился и вел себя по отношению к ней как настоящий мудак. Я убедил ее сесть на колесо обозрения и настолько увлекся желанием поцеловать ее, что не заметил приближающихся шептунов. А затем еще и угодил в лапы к тем ублюдкам, на которых она попыталась использовать свою силу убеждения, а кончилось все наставленным на нее дулом пистолета.
Два очка в пользу ангелов, пока я беспомощно стоял в сторонке. Я стискиваю зубы и бегу.
Сейчас она с Блейком, появившемся на карнавале, чтобы увезти ее. И хоть я уверен, что она в безопасности, тиски страха меня не отпускают. Та банда уже далеко, но я продолжаю бежать. Надо разобраться со случившимся.
До сих пор не верится, что шептуны едва не поймали нас за поцелуем. К горлу подкатывает тошнота. Хочется упасть посреди пляжа, но для этого нет времени. Надо напомнить Анне обо всем том, что она вынуждает меня позабыть, что самое важное для меня — не терять бдительность. Я должен держать глаз и ухо востро. Сегодняшнее — мой провал, и она сделала только хуже, пытаясь в одиночку справиться с членами банды.