Сладкоречивый незнакомец
Шрифт:
Она бросила благодарный взгляд на Джека.
— Я хочу поблагодарить вас за помощь моей дочери, Джек. У нее пылкое воображение, кстати сказать. Я надеюсь, что вы не верите всему, что она говорит. Когда она была ребенком, она сочиняла такие истории…, если вы хотите узнать реальную Эллу, вы должны поговорить со мной. Почему бы вам ни пригласить нас всех на обед, и мы познакомимся поближе? Сегодня вечером было бы прекрасно.
— Прекрасная идея, — сказал Джек легко. — Давайте сделаем это когда-нибудь.
Моя мать вручила мне ребенка.
— Возьми его, дорогая, у меня новое платье. Он может срыгнуть.
Она изящно села на диван и скрестила свои длинные стройные ноги.
— Хорошо, Джек, я последняя, кто вмешается в чьи-либо планы. Но если вы становитесь близким человеком моей дочери, я чувствовала бы себя более уверенно, если бы узнала вас и ваше семейство немного лучше. Я хотела бы встретить вашего отца, и познакомиться с ним.
— Ты опоздала, — сказала я. — У его отца уже есть подруга.
— Элла, дорогая, я не имела в виду…
Она слегка засмеялась и стрельнула в Джека сочувствующим заговорщический взглядом, «с кем мы должны иметь дело», и ее тон стал невыносимо сладким.
— Моя дочь всегда обижалась на то, что мужчины предпочитали ее мне. Я не думаю, что она приводила домой хоть кого-то, кто не предпочел бы ее мне.
— Я только однажды привела домой кого-то, — сказала я. — Этого было достаточно.
Она кинула на меня угрожающий взгляд и засмеялась, широко раскрыв рот.
— Неважно, что говорит Элла, — сказала она Джеку, — не верьте ни единому слову. Спросите лучше у меня.
Всякий раз, когда моя мать была рядом, действительность преображалась, как в кривом зеркале. Безумным считался тот, кто был частым клиентом кафе «Старбакс», размер восемь был стадией тучности, которая требовала медицинского вмешательства, и любой мужчина, которого я приводила домой, ясно должен был понимать, что ему досталась второразрядной копия Канди Варнер. И что бы я ни делала, или говорила, все могло быть удобно переписано, чтобы перевернуть все, ради подтверждения ее точки зрения.
В течение следующих сорока пяти минут происходила демонстрация Канди Варнер без прикрас. Она сказала Джеку, что очень хотела бы заботиться о Люке, но она слишком занята, и она уже выполнила свои обязанности, работая и жертвуя собой все эти годы, ради своих дочерей, ни одна из которых не была соответствующим образом благодарна ей, и обе они больше, чем ревнивы. И вообразите Эллу, дающую людям жизненные советы, если Элла едва знала то, о чем писала. Вы должны иметь гораздо больше жизненного опыта, чем Элла имела прежде, чтобы вы знали, кто есть кто, и что есть что. Независимо от того, что Элла знала о жизни, это результат переданной ей мудрости ее матери.
Мама продолжила представлять
И затем я отметила, с точностью часового механизма, как она, совершенно некстати, перевела беседу к собственной персоне, рассказывая, что она недавно занималась лазерным удалением волос в эксклюзивном Хьюстонском курорте.
— Мне сказали, — говорила она Джеку с девичьим хихиканьем, — что у меня самая симпатичная киска в штате Техас.
— Мама, — сказала я резко.
Она поглядела на меня хитрыми и насмешливыми глазами. — Хорошо, это верно! Я только повторила то, что говорят другие люди.
— Канди, — прервал ее Джек оживленно, — это все забавно, но нам с Эллой нужно время, чтобы подготовиться к сегодняшнему вечеру. Очень приятно было познакомиться. Я позвоню консьержу, и он проводит вас.
— Я останусь здесь, и буду следить за Люком, пока вы будете отсутствовать, — настаивала моя мать.
— Благодарю, — ответил Джек, — но мы возьмем его с собой.
— Я не успела побыть с моим внуком, — возразила она, хмуро глядя на меня.
— Я позвоню тебе, мама, — я заставила себя сказать это спокойно.
Джек пошел к двери и открыл ее. Оставив дверь открытой, он вышел в прихожую. Его тон был дружественный и непреклонный. — Я подожду здесь, пока вы принесете вашу сумочку, Канди.
Я стояла неподвижно, когда моя мать подошла, чтобы обнять меня. Я почувствовала ее благоухание, ее теплую близость, и это вызвало во мне желание закричать и заплакать, как ребенка. Я спрашивала себя, как долго еще я буду жаждать ее любви, к которой она не способна, почему Тара и я, были для нее всего лишь остатками от разрушенного брака.
Я ведь знала, что для нашей матери мы были, как запасные игроки, в ее игре в материнскую любовь. Можно найти любовь с другими людьми, в других местах, как посмотреть. Но первоначальная рана никогда не заживала. Я несла это в себе всегда, и Тара тоже. Это было уловкой… принимать это, продолжать свою жизнь, зная, что это всегда будет частью тебя.
— Пока, мама, — сказала я твердо.
— Не давай ему все, что он захочет, — сказала она низким голосом.
— Люку? — спросила я озадаченно.