Сладостный вызов

Бингхем Лайза

И Джеффри. Как бы она могла объяснить, почему она скрывала его существование уже после возвращения Брэма?

Маргарита не желала об этом думать. На нее навалилась бесконечная усталость. Если бы ей удалось выспаться за ночь и у нее было бы время подумать, она бы посмеялась над своей собственной слабостью. Она бы просто не заметила ее.

— Здесь.

Она обернулась на густой мужской голос, и увидела Брэма, бесшумно входящего в комнату. Она инстинктивно сдернула простыню с кровати и прикрылась ею, зная, что

в этом уже нет необходимости. Ее муж смотрел на нее так, что она поняла: он помнил, как она выглядела безо всяких покрывал.

Он кинул ей платье, Маргарита поймала его, и простыня упала на пол.

— Надень это. Я подожду тебя в холле.

Она с благодарностью посмотрела на него, его слова позволили ей собраться с мыслями, не замечая его взгляда и не вспоминая о том, что произошло между ними прошлой ночью.

— Что это?

Он насмешливо приподнял бровь.

— Платье.

— Я знаю, что платье, — раздраженно ответила она. — Но ведь ты его где-то взял? Оно, наверное, принадлежит кому-то другому. Откуда ты его принес?

— Это тебя не касается.

Маргарита гордо вздернула подбородок:

— Думаю, что касается. Я имею право знать, у кого ты его украл, прежде чем пойти в нем прогуливаться по городу. — Она вытряхнула его из чехла, в котором, видимо, оно довольно долго хранилось. — Сразу видно, что ты не купил его в магазине, — заметила она, проверяя этикетки и пуговицы.

Брэм никак не отреагировал на ее реплику.

— В чем дело, ты считаешь себя слишком важной персоной, чтобы носить набивной ситец?

— Спасибо тебе, — процедила она сквозь зубы.

— Тогда надень его. Прямо сейчас.

— Я просто…

— Одевайся, Маргарита! Нам пора ехать.

Он развернулся на каблуках и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Чувствуя, что его терпение на исходе, что злится он больше на себя, чем на нее, она вздохнула и стала умываться. Надев на себя панталончики, кофту и два корсета, она отшвырнула свою разорванную нижнюю юбку на кровать и взялась за платье.

На ней оно смотрелось просто ужасно. Носившая его раньше женщина была более крупной. Выше, толще, руки у нее были длиннее. Ей пришлось подвернуть рукава и использовать свою ленту для волос как пояс. Глядя в зеркало, она заключила, что стала похожа на беженку — или, на худой конец, на американку.

Когда Маргарита открыла дверь, Брэм уже ждал ее. Он посмотрел на свадебное платье, которое она несла в руках, и приказал:

— Оставь его здесь.

— Не оставлю.

Он быстро подошел к ней и сделал попытку выхватить платье у нее из рук.

— Черт возьми, Маргарита. Ты теперь моя жена. Моя.

— Разве это значит, что я должна быть расточительной? Ткань платья еще цела, его можно еще носить. Нет смысла его выкидывать.

— Я не позволю тебе снова его надеть.

— Отлично. Но я хочу, несмотря ни на что, его

сохранить.

Его губы дрожали, но он решил не продолжать этот спор.

— Пойдем, — сказал он, беря ее под локоть и выводя из холла. — Мы уже потеряли пол утра.

Когда Маргарита вышла, никакого ожидающего их экипажа не было. Словно перемена одежды означала перемену всей жизни, и повозка, в которой они должны были продолжать свой путь, превратилась в крытый фургон, набитый сундуками и каким-то хламом.

— Что это? — спросила она, показывая на вещи.

— Нам нужно отвезти в Солитьюд некоторые вещи.

Маргарита хотела узнать, зачем им нужны стол и стулья, ведь в Солитьюде всего этого предостаточно, но, посмотрев на Брэма, она решила промолчать. Позже. Она спросит об этом, когда у него изменится настроение.

— Поехали.

Брэм повел ее к фургону. Вздохнув, она решила подчиниться. Брэм, судя по всему, находился в отвратительном настроении, словно то, что произошло между ними ночью, его страшно огорчило.

Это вполне естественно, думала она. Он овладел ею, совершенно не считаясь с ее желаниями. Он схватил ее, целовал ее, ласкал, погружаясь в пучину страсти, и…

Хватит!

Маргарита молила Бога, чтобы по ее лицу нельзя было догадаться, о чем она думает. Брэм не должен знать, что она вспоминает прошлый вечер. Приятную тяжесть и теплоту его тела, проникающую внутрь нее. Его руки, грубые и нежные одновременно, сладость его дерзких прикосновений.

Маргарита! Остановись! Она должна думать о чем-нибудь другом. Например, о Джеффри. О сыне. Их сыне. Если вдруг она решит остаться с этим человеком, придется его поставить перед фактом, что у них есть сын.

И это время уже близко. Когда они приедут в Солитьюд, его настроение исправится, она это знала.

— Брэм!

— Что?

— Как долго нам еще ехать?

— Верхом можно было бы доехать за час, но в этом фургоне, после починки — два, а то и три или четыре часа, все зависит еще от дорог.

Три часа. Может ли она так долго терпеть отвратительное настроение Брэма?

Время тянулось очень медленно. Большую часть дороги Маргарита сидела напряженно и гордо на скамье в фургоне, рядом со своим мужем, окруженная с разных сторон какими-то вещами: лестницей, металлическим лотком и вешалкой для одежды.

Вздыхая, она сидела, опершись локтем о ступень лестницы, и смотрела на проезжающий мимо пейзаж, вспоминая день, когда несколько лет назад они с отцом направлялись по этой же дороге в Солитьюд. Тогда было лето. Аромат свежескошенной травы и сена стоял в воздухе.

Оглядываясь назад, Маргарита не могла понять, как такая маленькая девочка, такая безрассудная, такая… глупая могла так измениться со временем, стать такой умудренной опытом дамой. Она пала жертвой любви и тирании собственного отца.