Сладострастие бытия (сборник)
Шрифт:
– Мать умерла, – бросил лейтенант писцу. – Назовите адрес на случай, если с вами что-нибудь произойдет.
– Бриссе Бернар, доезжачий в замке…
Жюлю хотелось крикнуть: «Вы же сами все знаете! Могли бы хоть показать, что узнали меня!» – но он взял себя в руки.
– Замок Сермюи, Орн, – произнес он, чувствуя, как закипает гнев.
Как ни в чем не бывало Сермюи занес в список собственное имя.
– Ваша профессия перед мобилизацией?
Капрал так много думал о собаках, конюшне, охоте,
– Псарь!
Глаза цвета серого камня наконец поднялись на него.
– Я сказал – перед мобилизацией.
– Помощник мясника, – выдавил Жюль.
– Друг мой, – положил ручку Сермюи, – я должен повторить вам все, что уже говорил вашим предшественникам. Я буду требовать от вас абсолютного подчинения. Мы здесь не для развлечения, а для того, чтобы выполнить свой долг. И надеюсь, что могу на вас рассчитывать. Если в дальнейшем у вас появится нужда в чем-либо, я всегда буду готов вас выслушать и сделать все от меня зависящее. Благодарю вас. Вы можете идти. Следующий!
Жюль почувствовал себя побежденным, совсем как тогда в лесу. И, как тогда, на него накатило непреодолимое желание ударить.
– Я сказал – следующий!
Когда Жюль вышел в коридор, ему показалось, что он вот-вот лопнет от злости.
– Эй, капрал, ну как он себя вел? – начали спрашивать остальные новобранцы.
– А как он может себя вести? Сами посудите! Это у него я служил псарем. Я его узнал. Он к животным относится лучше, чем к людям. Вот увидите.
И Бриссе вышел во двор.
По двору бесконечно сновали фургоны и фуражные повозки. Въезжали автомобили, из них выпрыгивали офицеры в голубых кепи, и автомобили снова уезжали. Сквозь крики, приказы и грохот колес пробивались звуки труб. В жарком воздухе клубилась пыль.
Но чувствовалось, что при всей этой неразберихе идет четкая работа: резервисты разбиваются на группы, коней подводят к поилкам, разгружают снаряжение, эскадроны строятся.
Во дворе Бриссе вдруг увидел Залома, ведущего под уздцы Даму Сердца. Но особой радости при виде отца не почувствовал.
– Это ты барону доставил Даму Сердца?
– Как видишь, мой мальчик, – ответил Залом. – Вот уж не думал тебя здесь увидеть! Вот удача-то!
– Что ж ты еще и Фало не привел? Для полного комплекта!
– Жюль, ну почему ты так?
– Нипочему!
Неожиданно раздалась команда:
– Второй взвод, стройся!
И Жюль, вместо того чтобы попрощаться с отцом, процедил сквозь зубы:
– Он заплатит! Он у меня за все заплатит!
Летелье, крестьянина из Аржантана, сделали денщиком.
Летелье не отличался умом, зато обладал чувством дистанции. Но его одолевала потребность непрерывно говорить о своем хлеве, скотине и полях. Хотя он вынужден был признать, что лейтенант
Когда же он узнал, что капрал Бриссе занимался псовой охотой, а псовая охота нередко проезжала мимо родной фермы, то начал донимать воспоминаниями Жюля, и Жюль сделался для него важной персоной. А капрал не уставал повторять, что лейтенант «лучше относится к животным, чем к людям».
Он говорил об этом, когда взвод остановился на постой в деревушке на краю Арденнского леса и Сермюи сначала занялся конюшнями, а потом уж расселением людей.
Он напоминал об этом во время полевых занятий, когда Сермюи, запретивший галоп с полной выкладкой, заставлял людей тянуть лошадей по непролазной грязи.
Те же разговоры он заводил по поводу кормежки. И солдаты, для которых утренний и вечерний суп составляли главные события дня, верили, что их «кормят хуже, чем скотину».
Так, шаг за шагом, злоба Жюля разливалась вокруг, как масло, и все благодаря силе слова.
Однажды декабрьским вечером после ужина Жюль заявил:
– Хватит с нас жратвы из холодильника. Завтра добудем свеженькую. Это говорит вам капрал Бриссе.
– Браво, капрал! – загалдели вокруг. – Но где ты ее возьмешь?
– Ты сможешь пойти и сказать лейтенанту, что так больше нельзя? – спросил путевой обходчик Февр, здоровенный детина, весельчак и балагур.
Соображение Февра Жюлю не понравилось: пойти к лейтенанту было единственным, на что он не был способен.
– Я ничего не смогу сказать, – ответил он, напустив на себя таинственный вид. – Это должно остаться между нами. – И обернулся к Дювалю: – Ты у нас ушлый, сможешь раздобыть несколько полосок старой кожи?
– И новой смогу, – отозвался рыжий.
Лицо Летелье, который поначалу не уловил сути разговора, вдруг просветлело.
– Понял! – сказал он, подмигнув Бриссе, и пошевелил пальцами, словно завязывая узел. – Я готов пойти, потому что знаю, как это делается. Я и у себя в поле, в Аржантане…
Февр, которому хотелось обратить на себя внимание капрала, спросил:
– А можно, и я тоже?
– Нет, в другой раз, – отрезал Жюль, словно речь шла о поощрении. – Для этого полсотни человек вовсе не требуется. Сегодня вечером пойдут Дюваль и Летелье.
Когда совсем стемнело, троица отправилась в деревню.
Именно в этот час офицеры эскадрона – капитан Нуайе, лейтенант Сермюи, двое младших лейтенантов и один курсант – встали из-за стола.
Все трое появились на крыльце большого кирпичного здания, которое крестьяне торжественно называли замком и которое служило одновременно командным пунктом, домовой церковью и жилищем капитана.
Внизу у лестницы ждал автомобиль. Тусклый свет, пробивавшийся из холла, слабо освещал силуэты пяти офицеров.