Сладострастие бытия (сборник)
Шрифт:
Взвод не располагал вооружением, чтобы вступить в бой с броневиком. Оставалось только рассеяться и пропустить его.
И все же Сермюи колебался, отдавать приказ или нет. Он быстро оглядел территорию вокруг, сто метров дороги до поворота, кювет и деревья по бокам, потом подозвал Бриссе.
– Сдай лошадь, – приказал он, – возьми автомат и обойму патронов и иди за мной. – Затем крикнул: – Остальным – рассеяться по своему усмотрению! Галопом!
Он спешился и передал поводья Летелье, который отвел Даму Сердца в сторону. Дорога сразу опустела. Сермюи
– Заляжешь здесь, – указал на кювет офицер. – Когда броневик подойдет к дорожному столбу… Вон там, видишь, белый столбик? Сразу стреляй по дороге перед ним. Если он продолжит движение, подтянись и снова стреляй, но все время перед ним по дороге. Понял?
Бриссе подумал: «С автоматом против броневика! Да этот мерзавец либо спятил, либо хочет, чтобы меня убили».
Похожий на огромного кабана броневик появился из-за поворота и пополз за деревьями.
– Бей по дороге, и никуда больше, чтобы его задержать, – повторил Сермюи. – А я попробую его добить.
И, выхватив пистолет, побежал вперед.
«Попробую его добить». При этих словах на охоте, когда звучал сигнал к травле, Сермюи обычно вынимал из ножен длинный нож. И Бриссе вдруг заметил, что барон, совсем как когда-то, обратился к нему на «ты», и, совсем как когда-то, капрал, не раздумывая, повиновался.
Метрах в пятидесяти от него Сермюи тоже затаился в кювете. Единственное, что его заботило, – это чтобы капрал открыл огонь в нужный момент. Если Жюль замешкается – пиши пропало.
Броневик приближался по прямому участку дороги. Шум мотора нарастал с каждой секундой. Глаза Сермюи были вровень с шоссе, и колеса крутились возле самого лица. В ту же секунду дорога на уровне белого столбика стала потрескивать. Перед самой машиной с земли поднялись хлопья пыли. Броневик затормозил, башенка начала поворачиваться, – это стрелок внутри пытался определить, откуда его атаковали.
Сермюи, с пистолетом в руке, выскочил на дорогу и бросился к броневику. Вокруг него свистели пули. Не прекращая стрельбу, Бриссе теперь сам норовил попасть во врага.
«Идиот, он же меня подстрелит!» – подумал Сермюи и тут заметил, что хлопья пыли обогнули его и снова застрекотали у колес.
Броневик все еще двигался, но очень медленно.
Сермюи вскочил на подножку, сунул руку в открытый люк и разрядил пистолет в башенку, не дав оккупантам ни секунды, чтобы закрыть люк. Над их головами сначала сверкнули серые глаза, а потом – вспышки выстрелов.
Сермюи следил за тем, как три круглые каски осели одна за другой, и животом ощутил, как машина дернулась назад и замерла. Спрыгнув с подножки, он почувствовал, что у него подкосились ноги, а еще подумал о том, как много энергии нужно затратить, чтобы подбить броневик из пистолета.
С другой стороны дороги из кювета вылез бледный Бриссе. До него наконец дошло, что он вполне мог убить барона, когда, испугавшись, позабыл о приказе и сместил ближний прицел.
Его еще долго трясло, хотя он и мысли не допускал, что ненависть к бывшему хозяину чуточку поутихла.
Возвращение
Из четырех боевых эскадронов один был уничтожен полностью, а остальные повыбиты на треть, а то и наполовину.
В последний вечер отряду удалось собраться вместе в Аргонском лесу. Все выходы были блокированы неприятелем.
– Что нам тут делать? Чего ждем? – спросил Сермюи капитана Нуайе.
– Полковник велел связаться с дивизией. Ждем приказа.
– Если удастся связаться… – бросил Сермюи, направляясь к своему взводу. – Можете перекусить чем бог послал, – сказал он солдатам. – Но супа не ждите, его сегодня не будет. Походную кухню днем разворотило снарядом. Солдаты достали из сумок последние куски хлеба и последние консервы.
– Поешьте чего-нибудь, господин лейтенант? – предложил Летелье.
– Нет, спасибо, не хочется.
Он оглядел своих людей, сидевших на мху; измученных, запыленных лошадей, жадно щипавших редкую траву у корней деревьев; брошенные на землю каски и оружие, и ему вспомнился первый день мобилизации в Алансоне. Но как же та неразбериха отличалась от этой и сколько в ней было надежды!
Наконец удалось связаться с дивизией.
Полковник собрал офицеров: двенадцать из тридцати. У капитана Нуайе остались только Сермюи и курсант Дартуа. Оба младших лейтенанта были убиты.
Полковник мерил шагами лес. Он был мал ростом, его облегающие бежевые брюки были забрызганы грязью, нашивки на френче отпоролись. Ремешок каски порвался, а на подбородке виднелась ссадина; он и сам толком не помнил, где поранился. Однако в правый глаз был вставлен толстый, как донышко бутылки, неизменный монокль.
– Друзья, – объявил он, – мы полностью окружены… – И, немного помолчав, добавил: – И положение гораздо серьезнее, чем мы предполагали. Дивизия выведена из строя.
Полковник снова помолчал и заложил руки за спину, чтобы никто не видел, как они дрожат.
– Я получил приказ. Кажется, наша миссия окончена.
Наступила тишина. Только шорох листьев и дыхание людей.
– Мы должны оставаться на месте, уничтожить оружие… и пристрелить лошадей. Таков приказ.
– Боже милосердный! – крикнул кто-то возле капитана Нуайе.
– Да, Сермюи, я знаю, – ответил полковник, наведя монокль на офицера, который стоял ближе всех. – Приказ слишком жесток. Но группе не прорваться. Мы можем подарить врагу только наши собственные шкуры, но не лошадей и уж тем более не оружие. К тому же, поверьте, это не мой приказ. Господа, благодарю вас за все, что вы сделали под моим командованием.