Слава для Бога

Дед Скрипун

***

Богумир проснулся от внезапно прострелившего душу предчувствия беды. Что-то случилось? Что с ним? Такое чувство не приходит просто так. Он сел и огляделся. Все как обычно. Ночь медленно течет своим чередом. Невдалеке горит костер пуская в темное небо танцующие искры, рядом с огнем часовой, внимательно всматривающийся во тьму. В лагере тихо. Спит, мирно посапывая Храб, а вот Орона нет, улетел.

Пространство внезапно сгустилось остановившимся временем. Костер, рядом с застывшим часовым, плюнул в небо протуберанцем пламени, крутанул вихрем

искр, и оттуда в ночное небо взлетел огненный, крылатый змей. Огляделся, увидел Богумира, и опустился рядом с ним.

— Юж? — Удивился парень. (Юж — дух огня)

— Приветствую бога в мире Яви. — Склонил тот огненную голову, обдав жаром.

— Я уже не бог. Я изгнан. — Нахмурился тот.

— Пустое. Изгнан ты или нет, это не важно, все временно. Ты был и остаешься богом. Но я не для того явился, чтобы объяснять само — собой разумеющиеся вещи. С тобой хотят поговорить. Я посланец.

— Кто, мня хочет видеть? — Богумир встал.

— У кривой сосны, что в глуби соснового бора, тебя ждет Див. — Змей махнул крылом, рассыпав по темной траве искры, указав направление.

— Что такого случилось, что дух леса, предсказатель судеб, захотел меня увидеть? — Предчувствия беды еще сильнее врезалось в душу Богумира.

— Я не знаю. Я всего лишь посланец. Иди, он ждет. — Юж взмахнул огненными крыльями, взлетел в небо и оттуда, камнем, рухнул во взорвавшийся вулканом, но мгновенно осевший костер часового. Время в тот же миг вернуло свой обычный бег.

Богумир огляделся. Уйти из лагеря незамеченным не получится. Дежурный у костра сидит не просто так, он на страже, и внимательно следит за покоем спящего лагеря. Но идти надо, Див просто так звать не станет.

— Не переживай. — Из травы у ног высунулась лицо, напоминающее обломленный, подгнивший сучек. — Я отведу ему глаза.

— И ты леший тут? — Вздрогнул парень.

— Я, как и Див, служу Таре — богине леса. Это ее воля. — Пробурчало недовольно лицо.

— Тетушка хочет мне что-то сказать? — Удивился Богумир. — Она же меня терпеть не может.

— Это не мое дело. Я ее слуга, и лишь выполняю приказ. — Огрызнулся леший. — Иди, тебя ни кто не увидит.

Темный притихший лес, освещенный блеклой луной, замер в ожидании чего-то неизвестного. Подтаявший за день снег прихватило легким ночным морозцем и наст крепко держал, не давая ногам проваливаться в сугробы. Богумир шел за прыгающим впереди лешим, указывающим путь.

С одной из сосен упал сгусток мрака и выпрямился в невысокого, пухленького мужичка, одетого в рваный тулуп. Из-под потасканной, заячьей шапки, с одним опущенным ухом блеснули красные глаза. Круглый, маленький, как горошина нос фыркнул дырочками ноздрей, выпустив облачко пара, тонкие зеленые губы вытянулись в натянутой улыбке, оголив острые, как пилы, зубы. В тот же момент, с неба, скользнула тень, на миг заслонив моргнувшую луну, и на плечо Богумира упал Орон.

— Здравствуй изгнанный бог. — Див поклонился в пояс.

— Ты звал меня? — Богумир ответил на приветствие поклоном. — Что случилось?

—

А ты изменился. — Мужичек с интересом посмотрел в глаза парня. — Нет в тебе больше пренебрежения к тому, кто ниже тебя. Это необычно, но приятно видеть.

— Я многое осознал в последнее время. — Кивнул согласием парень. — Но ты не ответил на мой вопрос.

— Беда у нас. Матушка твоя задумала недоброе. — Див опустил взгляд. — Славу она твою на кромку утащила.

— Как. — Выдохнул Богумир. — Живого человека в мир духов. Она сошла с ума. Чем ей девушка помешала? За что она со мной так?

— Боится твоей смерти. — Прозвучал за спиной женский голос. — Богумир вздрогнул от неожиданности и обернулся.

— Тара?! — Воскликнул он.

Если и можно как-то выразить словами внешность богини леса, так это: «Эталон женщины». Высокая, стройная, с приподнятой, упрямой грудью, и талией, которую можно обхватить двумя сомкнувшимися ладонями, подчеркивающей широкие бедра. Не худая, но и не полная, с чувственными алыми губами, слегка вздернутым, упрямым носиком и румяными на морозе щеками с милыми ямочками добра. Единственное. Что выбивалось из общего восхищения красавицей, это зеленые, неестественные волосы заплетенные в две тугие косы, капризно спускающиеся на грудь, из-под увенчанного высоким, цвета травы, кокошником на челе.

Она стояла на снегу в легеньких, туфельках, гармонирующих изумрудным цветом с воздушным, зеленым сарафаном, расшитым летними цветами, и с замысловатыми кружевами переплетения серебра и золота на рукавах, вороте и подоле. Легкий мороз нисколько ее не беспокоил. Маленькая капелька лета посреди уходящей зимы.

— Не ради тебя я тут, Богумир. — Грудной голос богини пробежался укоризной по душе. — Ты сломал судьбу невинной девушки, и продолжаешь ломать, теперь уже своей неуступчивой страстью, эгоистичным желанием обладать. В чем виновата смертная? В том, что посмела влюбиться в бога? Что с ней будет, когда она тебе наскучит, и ты ее бросишь? Ты подумал о ее чувствах?

— Ты пришла, тетушка, чтобы меня стыдить? Зря. Во мне нет эгоизма. Я действительно полюбил. Первый раз в жизни. Такого еще со мной не было. Я готов ради Славуни на все. Я откажусь ради нее от бессмертия...

Тара удивленно подняла глаза:

— Это правда? Ты действительно можешь ради любви умереть?

— Да, Род свидетель. Я не просто могу, я отказываюсь от бессмертия, и беру девушку в жены.

— И тебя не смущает ее горб и разодранное шрамом лицо? — Еще больше удивилась богиня.

— Я все еще бог, тетушка, хоть и изгнанный, и потому вижу истину, вижу всю глубину чистой души, и главный, не изуродованный облик, ту красоту, что была раньше, до беды. Славуня стала кусочком меня, той половинкой, которую невозможно оторвать не убив. Мы с ней единое целое. Я женюсь, как только подойдет время. И мне плевать, что обо мне подумают в пантеоне. И на благословение богов плевать. Я сам нас благословлю, перед своим идолом обвенчаю, благословлю и соединю руки пока еще остаюсь богом.