Слава не меркнет
Шрифт:
впервые. [78]
...На шоссе творилось что-то невообразимое. Обезумевшие водители бежали с дороги. Машины
сваливались в кювет, а самолеты сбрасывали и сбрасывали бомбы, поливали дорогу пулеметным огнем.
Подошедшие испанские части и интеровцы закрепили успех летчиков. В этот день по всей цепи
республиканцев курили итальянские сигареты, которые вместе с другими трофеями были захвачены на
шоссе. Но в первую очередь их, конечно, послали в подарок летчикам. «Вот так
Муссолини — дымом», — шутили повсюду.
Но это было лишь начало. Авиация республиканцев не давала противнику ни минуты передышки. На
аэродромах Дуглас организовал настоящий конвейер. Не успевало сесть одно звено, в небо взмывало
другое, а в это время над головой легионеров висело уже третье.
Беспрерывно работала оружейная мастерская, на дверях которой висел плакат: «Принимается оружие
любых марок. Средства — в пользу Межрабпрома».
Здесь трудились и наши мастера и испанские рабочие. Механики приводили в порядок самолеты.
Настилались полосы из досок, жердей и соломы. И опять машины выруливали на старт.
На все уходили считанные минуты. И так по пять-шесть раз в день. Летчики не знали усталости. О ней
просто никто не думал.
Для хваленых асов из легиона «Кондор» и для хвастливых победителей безоружной Абиссинии погода
была неподходящей. Лишь когда проглянуло солнце, они решились взлететь. Но было уже поздно. Под
ударами подошедших интернациональных бригад, дивизий Листера и Модесто, танкистов Павлова
итальянский экспедиционный корпус начал отступать. [79]
Майор Джованни, командир одной из бандер дивизии «Божья воля», вышел из автомобиля, чтобы
выяснить, чем вызвана задержка колонны. Но на перекрестке у Альмадронеса разобраться что к чему
было невозможно. Отступавшие войска запрудили всю дорогу. Делать было нечего. Приходилось ждать.
Майор присел у обочины, вынул заветную тетрадь, в которой вел дневник, и записал:
«Все смешалось. Полнейший хаос. Слава богу, что такая погода, а то не знаю, что с нами было бы, если...»
Тетрадь в кожаном переплете так и осталась лежать у обочины. То, на что надеялся итальянский майор, не сбылось. Самолеты все-таки появились. Они зашли вначале с севера, где находилась голова колонны, а
затем на тылы отступающих обрушилась группа бомбардировщиков, за ними истребители проутюжили
всю колонну из конца в конец. В довершение всего над шоссе прошлись истребители прикрытия.
План атаки был выдержан безукоризненно. Продолжалась она всего минут двадцать. Следом за этим
разгромили эшелоны в Сигуэнсе бомбардировщики. Штурмовики и истребители вновь ударили по еще
не пришедшей в себя «Божьей воле». Поднявшаяся в воздух
была помешать этому. После двух-трех встреч с истребителями республиканцев «Фиаты» вообще
оставили поле боя. Победа была полной.
Вот что скрывалось за короткими строчками газетного сообщения, которое с волнением читали в те дни
во многих странах мира: «Разгром 2-й и 3-й дивизии итальянцев начался после того, как была введена в
действие правительственная авиация».
Весть о победе под Гвадалахарой всколыхнула [80] мир. Значит, против фашистов можно не только
выстоять, но их можно еще и побить!
Особенно сильное впечатление произвели на всех действия авиации. Их анализировали, оценивали, сравнивали, сопоставляли крупнейшие авиационные авторитеты мира. Ведь они опрокидывали многие
теоретические положения, заставляя по-новому взглянуть на роль и возможности авиации. И спустя
двадцать пять лет, несмотря на то что за это время успела начаться и закончиться вторая мировая война, французский генерал Пиоле пишет: «Участвовавшие в битве советские добровольческие авиагруппы
обеспечили неоспоримое господство в воздухе. Показали высокое мастерство, прекрасную
маневренность, энергичное руководство со стороны своего командования, хорошую выучку в части атак
с бреющего полета».
И далее французский генерал замечает: «...атаки под Гвадалахарой произвели сильное впечатление на
немецкий легион «Кондор». Командующий советскими авиационными частями замечательно
воспользовался обстановкой, правильно ее оценив, проявив дерзость чрезмерную».
Дуглас, как мы видели, был не только организатором всей операции, он и сам принимал в ней
непосредственное участие.
Через несколько месяцев после того как отгремели последние залпы на Гвадалахарском фронте, теплой
июньской ночью в квартире Смушкевича в Витебске раздался телефонный звонок. Жена взяла трубку и
услышала далекий, но такой долгожданный голос:
— Здравствуй, я здесь... Нет, еще не в Витебске, но все-таки уже дома... Тороплюсь в Москву. Утром буду
в Орше... Встречай меня там. [81]
Все это время его семья жила только одной мыслью: как там? Для миллионов людей в те дни это был
вопрос, который они каждый день задавали друг другу. Но для нее он имел еще и свой, особый смысл.
Письма от него были очень кратки. «Ходи в театр. Развлекайся, веселись. Смотри за детьми. Я
обязательно вернусь».
У двери позвонили. Друзья уже знали обо всем.
— Скорей, скорей! Надо успеть, — поторопил командовавший в отсутствие Смушкевича бригадой