Слава России
Шрифт:
– О Владыка Вседержитель! Взгляни проницательным оком на этих людей, что твоею десницею созданы и твоею кровью искуплены от служения дьяволу. Вслушайся, Господи, в звучание молитв наших, обрати лицо на нечестивых, которые творят зло рабам твоим. И ныне, Господи Иисусе Христе, молюсь и поклоняюсь образу твоему святому, и пречистой твоей Матери, и всем святым, угодившим тебе, и крепкому и необоримому заступнику нашему и молебнику за нас, тебе, русский святитель, новый чудотворец Петр! На милость твою надеясь, дерзаем взывать и славить святое и прекрасное имя твое, и Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков!
Закрестилось войско вслед за князем, вторя сердечному молению его. Он же поднялся и, вскочив на коня, обратился к своим
– Братья мои милые, сыны русские, все от мала и до велика! Мужайтесь и крепитесь, Господь с нами, сильный в битвах. Ныне, братья, уповайте на Бога живого, мир вам пусть будет с Христом! – приняв из рук одного из отроков своих палицу и копье, Дмитрий Иванович заключил: – А теперь грядите по мне! За великую обиду Земли Русской, за святые церкви и веру христианскую веду я вас в этот бой!
Как прекрасен был сей молодой и отважный князь в этот миг, в благородном порыве своем первым сойтись в единоборстве с погаными. Однако, сколь благороден, столь же и неразумен был тот порыв. И сердечное умиление не помешало бывшему брянскому воеводе тотчас отметить это. Выйдя из рядов воинства, Пересвет низко поклонился Дмитрию Ивановичу:
– Дозволь, княже, смиренному схимнику молвить слово!
– Говори, отче! Твое слово столь же свято для меня, как и того, кто послал тебя.
– Не следует тебе, великому князю, прежде всех самому в бою биться, – сказал схимник, – тебе следует в стороне стоять и на нас смотреть, а нам нужно биться и мужество свое и храбрость перед тобой показать: если тебя Господь спасет милостью своею, то ты будешь знать, кого чем наградить. Мы же готовы все в этот день головы свои положить за тебя, государь, и за святые церкви, и за православное христианство. Ты же должен, великий князь, рабам своим, насколько кто заслужит своей головой, память сотворить, как Леонтий-царь Феодору Тирону, в книге соборные записать наши имена, чтобы помнили русские сыны, которые после нас будут. Если же тебя одного погубим, то от кого нам и ждать, что по нас поминание устроит? Если все спасемся, а тебя одного оставим, то какой нам успех? И будем как стадо овечье, не имеющее пастыря; влачится оно по пустыне, а набежавшие дикие волки рассеят его, и разбегутся овцы кто куда. Тебе, государь, следует себя спасти, да и нас.
Пересвета тотчас поддержали княжеский брат Владимир Андреевич и другие князья и воеводы. Все войско воспротивилось тому, чтобы его вождь без нужды подверг себя великой опасности уже в первые мгновения битвы, все войско молило его поберечь себя ради верных чад своих, на него уповающих.
Умилительно было молодому князю то, сколь велика любовь к нему войска. Выступили слезы на васильковых очах, но голос твердо и решительно прозвучал:
– Братья мои милые, русские сыны, доброй вашей речи я не могу ответить, а только благодарю вас, ибо вы воистину благие рабы Божьи. Ведь хорошо вы знаете о мучении Христова страстотерпца Арефы. Когда его мучили и приказал царь вести его перед народом и мечом зарубить, доблестные его друзья, один перед другим торопясь, каждый из них свою голову палачу под меч преклонял вместо Арефы, вождя своего, понимая славу поступка своего. Арефа же, вождь, сказал воинам своим: “Так знайте, братья мои, у земного царя не я ли больше вас почтен был, земную славу и дары приняв? Так и ныне впереди идти подобает мне также к небесному царю, голове моей следует первой отсеченной быть, а точнее сказать – увенчанной”. И, подступив, палач отрубил голову его, а потом и воинам его отсек головы. Так же и я, братья. Кто больше меня из русских сынов почтен был и благое беспрестанно принимал от Господа? А ныне зло нашло на меня, неужели не смогу я претерпеть: ведь из-за меня одного это все и воздвиглось. Не могу видеть вас, побеждаемых, и все, что последует, не смогу перенести, потому и хочу с вами ту же общую чашу испить и тою же смертью погибнуть за святую веру христианскую! Если умру – с вами, если спасусь – с вами!
Речь эта глубоко тронула всех воинов, и еще большей решимостью исполнились
– За Русь!
– За Матерь Пресвятую Богородицу!
– За Веру Христову!
– За князя Дмитрия Ивановича!
С этими возгласами ринулись навстречу татарским полчищам русские полки вслед за своим отважным князем. Сам он, в богатых доспехах, золотом сияющих на солнце, и алом плаще, на белоснежном коне, летел впереди своих ратников, подавая пример веры и храбрости.
– Прощай, брат Андрей! Может, вечерять нам уже и не придется на сей земле.
– До свидания, брат Александр! Может, вечерять будем мы уже с Господом!
Два схимника-богатыря вскочили на ретивых коней и, воздев копья, помчались следом за князем. А за ними устремился на борзом сером жеребце их ученик, юный воин Яков Ослябя.
4
Закипела сеча жестокая, побурела трава от людской крови… Падали бездыханны ратники храбрые, пополняя небесное воинство, а вдоль рядов татарских носился на вороном коне подобный горе великан-батырь, облаченный в черные одежды. Не было равных тому батырю, и многих русских воинов настигло его не знающее промаха копье.
– Что, собаки? Кто из вас посмеет тягаться с Челубеем? – издевательски хохотал он, и что-то демоническое было в этом глухом, загробном хохоте. – Кто еще хочет изведать моего копья?
Яков с ненавистью смотрел на непобедимого татарского батыря, сжимала детская рука меч. Броситься на него! Поразить! Ведь поразил же юный Давид Голиафа! Не мечом, правда, а камнем из пращи… Где бы такую пращу взять?
– Не спеши сынок, – раздался рядом голос Пересвета. Схимник спрыгнул с коня и опустил руку на плечо Якова. – Обожди, придет и тебе время мужествовать. А сей соперник не по тебе… – взгляд серых глаз богатыря-монаха неотступно следил за Челубеем, поносившим русских и бахвалившимся своею силою. – По мне он и ко мне… – добавил тихо. – Знаю я его, знаю и силу его.
– Нешто думаешь одолеть его? – спросил, подъезжая, отец.
– Человеческой силой такого не одолеешь, – отозвался Пересвет, задумчиво погладив бороду. – А Богу все возможно. Нам преподобный дал оружие духовное, – богатырь коснулся креста на своем плаще. – На него и возложим упование.
– Ты твердо решил, брат?
– Тверже некуда. Пока этот оборотень жив, не добыть нам победы. А если он падет, то войско наше воспрянет духом.
– Твой соперник трус! – подал голос Яков. – Он сделал свое копье длиннее обычных, и никто из наших ратников не успевает достичь его, как оказывается пронзен насквозь!
– Я заметил это, чадо, – кивнул Пересвет, – и хвалю твою наблюдательность. Но на всякую злую хитрость найдется бесхитростная жертва…
С этими словами бывший брянский воевода снял с себя латы и остался лишь в схимническом плаще. Отец, видимо поняв замысел друга, прослезился и бросился ему на шею:
– Да поможет тебе Царица Небесная!
Пересвет расцеловал своего многолетнего сподвижника и Якова, еще лишь гадавшего, что задумал схимник-богатырь, вскочил на коня и рысцой устремился туда, где неистовствовал жаждущий крови сыроядец.
– Эй, Челубей! – раздался зычный бас бывшего воеводы. – Я готов сразиться с тобой!
Черный великан поднял на дыбы коня, крикнул что-то на неведомом наречии и вскинул свое длинное, под стать хозяину, копье.
Расступились обе рати, давая место разойтись двум богатырям. Дрогнуло сердце Якова. Только теперь понял он смысл слов Пересвета о жертве и весь замысел его. Русский воин-схимник стоял против татарина в одном плаще, не защищенный ничем, кроме Господня креста, нашитого на нем. Удар вражеского копья неминуемо должен был пробить ему грудь, но, пробивая ее с такой легкостью, Челубей оказался бы на том расстоянии, на котором его самого способно было достичь копье Пересвета… Слезы навернулись на глаза отрока, но он тотчас отер их, боясь пропустить хоть мгновение разворачивающегося смертного боя.