Славное дело: Американская революция 1763-1789, Миддлкауф Роберт

Славное дело: Американская революция 1763-1789

на обложку

Миддлкауф Роберт

Шрифт:

Все правительство было королевским. Работа всех в нем, от самого мелкого чиновника общины до самого влиятельного министра, совершалась именем монарха; это была личная, а не институциональная служба, хотя, конечно, она была фактически институционализирована в сложной и неуклюжей структуре правительства. Наверху активную роль играл сам король. Он являлся главой исполнительной власти — тех министров, которые осуществляли полномочия монарха. В известных пределах король выбирал служивших ему министров. Эти пределы, в сущности, сводились к желанию лидеров парламента участвовать наравне с другими в работе правительства и к их способности заручиться поддержкой членов обеих палат. Королю нельзя было навязать ту или иную команду или даже отдельного человека, и выдающиеся лидеры обычно не противились просьбе монарха составить министерство,

готовое выполнять его распоряжения, но, конечно, при условии, что они сами могли работать с угодными королю кандидатами.

Мощным источником влияния и в конечном итоге правительственной власти была палата общин, состоявшая из 558 членов: 80 из них делегировали графства, четверых — университеты, а остальные представляли города и боро. Причины, по которым люди хотели заседать в палате общин, многое говорит об английской политике. Очевидно, что немногие приходили туда с важными политическими идеями или хотя бы с целью послужить некоему организованному общественному или экономическому интересу. Они стремились туда ради власти и статуса, или чтобы решить какую-то местную задачу, или потому что этого от них ожидали родные.

Поскольку большинство парламентариев были движимы столь мелкими целями, а страна в целом соглашалась с отсутствием фундаментальных задач, неудивительно, что политика обычно сводилась к вопросу, который Чарльз Диккенс вложил в уста лорда Будла в «Холодном доме»: «Куда девать Нудла?» Озадаченный тем, что все меняется, и вынужденный подыскивать место для каждого достойного человека, лорд Будл предвидел, что «у Короны при формировании нового Министерства будет ограниченный выбор — только между лордом Кудлом и сэром Томасом Дудлом, конечно, лишь в том случае, если герцог Фудл откажется работать с Гудлом, а это вполне допустимо, — вспомните о их разрыве в результате известной истории с Худлом. Итак, если предложить Министерство внутренних дел и пост Председателя палаты общин Джудлу, Министерство финансов Зудлу, Министерство колоний Лудлу, а Министерство иностранных дел Муллу, куда же тогда девать Нудла? Пост Председателя Тайного совета ему предложить нельзя — он обещан Пудлу. Сунуть его в Министерство вод и лесов нельзя — оно не очень нравится даже Квудлу. Что же из этого следует? Что страна потерпела крушение, погибла, рассыпалась в прах… из-за того, что никак не удается устроить Нудла!» [11]

Диккенс Ч. Холодный дом (гл. 12).

Лорды Будды тогдашнего политического строя справедливо придавали большое значение распределению должностей; в конце концов вся система зависела от обеспечения потребностей друзей и приверженцев. Будл, конечно, переоценивал масштаб катастрофы, которая постигла бы государство в случае неустройства Нудла, — страна не рассыпалась бы в прах, но это могло случиться с кабинетом министров, а учитывая свойственную такого рода политике близорукость, соблазн рассматривать кабинет министров как всю страну вполне понятен.

Вообще-то, хотя парламентское правительство не вполне представляло страну, оно все-таки воплощало в себе (хотя и не всегда выражало) интересы землевладельческой части общества. Независимо от серьезности перестановок министров и правительств, это его качество оставалось неизменным. Уильям Питт — один из редких изобретательных людей на этом поле — вошел в правительство в 1757 году и покинул его в 1761-м; Ньюкасл занимал всевозможные посты более сорока лет. Его уход через год после Питта не пошатнул систему. Такие же или примерно такие же люди появлялись, играли свои роли, уходили, а затем, возможно, возвращались, но правительство продолжало делать все то же, что и обычно, равно как и парламент. Действия парламента в сфере, которую сейчас назвали бы национальными интересами, были довольно убоги. Он не являлся ни правителем, ни источником энергии и энтузиазма, который мог бы навязать свою волю стране. Стране больше всего шло на пользу, когда ее оставляли в покое, а свободы могли бы расцвести, когда бы не назойливые парламентарии. Помещики заботились о себе сами и таким образом служили стране и королю.

Всякий британский монарх XVIII века принимал эту систему и

охотно в ней работал. Никто не восхищался ей больше, чем Георг III, который в характерной речи признался, как сильно его «воодушевляют» «красота, великолепие и совершенство британской конституции, установленной законом» [12] . Он написал эти слова в 1778 году, пробыв королем уже восемнадцать лет и набравшись достаточного опыта в роли главы исполнительной власти в этой смешанной форме правления.

Correspondence of George the Third. IV. P. 220–221.

Георг III взошел на трон, не будучи готовым к этой роли, хотя, в отличие от своего деда Георга I, родился в Британии и получил хорошее образование. Однако в короли он не годился не из-за образования, а из-за своего темперамента и того, что плохо понимал людей или, как говорили в XVIII веке, человеческую природу. Хотя он многое узнал о людях за время своего долгого правления, ему никогда не удавалось разобраться в тонкостях их поведения [13] .

Георг III, первый сын и второй ребенок принца Уэльского Фредерика, родился в 1738 году в Норфолк-хаусе на Сент-Джеймской площади, и детство его было тяжелым и одиноким. Его мать Августа Саксен-Готская была, вопреки общему мнению, неглупой, но очень пугливой женщиной и не позволяла сыну общаться с другими детьми из тех соображений, что они «плохо образованы» и порочны. Единственным компаньоном Георга в юные годы был его брат Эдуард.

Содержательные оценки личности Георга III см.: Brooke J. King George III. New York, 1972; Namier L. Personalities and Powers: Selected Essays. New York, 1965; Pares R. King George III and the Politicians. Oxford, 1953; Letters from George III to Lord Bute, 1756–1766. London, 1939.

Наблюдательная леди Луиза Стюарт заметила однажды, что принц был «тих, скромен и легко конфузился». Отношение родителей к нему без сомнения способствовало тихости и скромности, поскольку они не скрывали того, что больше любили его брата. Георг постоянно видел, как они баловали Эдуарда, и рос замкнутым. На него обычно не обращали внимания, по крайне мере в компании Эдуарда, а когда он пытался что-то сказать, его иногда упрекали «нежной» репликой: «Попридержи язык, Георг, не говори, как дурачок» [14] .

Цит. по: Brooke J. King George III. P. 41.

Если в доме и был дурак, так это Фредерик — отец Георга III, который в возрасте 39 лет все еще развлекался тем, что разбивал ночами чужие окна. Фредерик, однако, многим мог вызвать к себе расположение: он был хорошим мужем (хотя и не очень отзывчивым отцом), покровительствовал искусствам и в известной степени интересовался наукой и политикой. Его интерес к политике вполне естествен для человека, которого готовили к королевскому трону. Фредерик не слишком мудро повел себя в этой ситуации, поссорившись с отцом, Георгом II, и перейдя в оппозицию. Вокруг него в Лестер-хаусе собралась группа сторонников из числа лиц, отодвинутых от власти и с нетерпением ожидавших, когда король умрет и принц займет его место. Они были неприятно удивлены в 1751 году, когда умер Фредерик, а не его отец.

Принцу Георгу в 1751 году, когда он немедленно попал в центр всеобщего внимания, было тринадцать лет. Его образование, наблюдение за формированием его разума и мнений были признаны чрезвычайно важными. Король мог бы забрать мальчика у матери, но не сделал этого. Принц оказался в еще большей изоляции, чем прежде: его мать опасалась намерений короля и всячески оберегала сына от всех влияний, кроме самым тщательным образом проверенных. В 1755 году главным источником влияния на него стал шотландец Джон Стюарт — граф Бьют, советник (а не любовник, как некоторые шептались) матери Георга.