Славное море. Первая волна
Шрифт:
— Да ничего особенного. Ну, бросало крепко, на скалы несло. Чуть не утонули, а так ничего, нас же трое было. Это когда один, то страшно.
Матвей захватил мыло, зубной порошок, полотенце и вышел на улицу. Вале пришлось долго ждать.
— Торопись, — сказала Валя, когда он вернулся. — Скоро собрание. Созывают всех ребят. Все из-за вас.
— Ругать, наверно, хотят?
— Будут, однако… немножко.
Матвей задумался: на собрание не придет ни один настоящий рыбак. Только женщины огородной
— Тебе хорошо говорить, нас целым колхозом ругать будут.
— Какой там колхоз, все уехали. И ста человек не наберется. Пошли!
В правлении колхоза негде было повернуться. Матвей хотел протиснуться вперед, чтобы найти друзей, но Валя потянула его за руку, и они стали у двери.
Собрание открыла заместитель председателя правления Наталья Цыреновна. Она повела речь о доярках, пастухах, огородницах. Называла имена, говорила, как много у них работы и как трудно им порой управляться с делом, присматривать за домом.
Она кинула взгляд на первые скамьи левого ряда. Успокоившийся было Матвей насторожился.
— Авдотья Лозинина у нас лучшая доярка, — продолжала она. — У нее вчера был очень трудный день. Ей бы хорошо отдохнуть. А чем порадовал ее сын Матвей? Вместе с Чимитом и Бадмой он ушел на лодке в море. Там они попали в шторм и чуть не погибли.
Снова посмотрела в угол левого ряда. Матвей понял: Чимит и Бадма сидят там.
Голос Натальи Цыреновны стал жестким.
— Чимит, выйди к столу! — приказала она.
В комнате стало тихо. Так тихо, что в самых задних рядах слышно было, как робко скрипнула под Чимитом скамья.
Чимнт подошел к столу, повернувшись к собранию, потупился.
Матвей рванулся вперед, работая локтями, стал пробираться к столу.
— Чимит не виноват! — крикнул он. — Это я и Бадма виноваты. Нам захотелось к нашим рыбакам. Мы уговорили его.
Подошел и встал с ними рядом похудевший за эту ночь толстяк Бадма.
— Нет, все равно я виноват, — чуть придерживая локоть Матвея, выступил вперед Чимит. — А мы дело думали сделать. Мы не хотели, чтобы так вышло.
Потом высказывались колхозницы. Говорили они долго и сурово. Упрекали ребят в озорстве и непослушании.
Только Дарима, совсем седая, но еще крепкая, широкая в плечах старуха, не во всем разделяла мнение большинства.
Она любила смелых людей и готова была прощать им многое.
Когда ругали Матвея и Чимита, она молча поджимала губы.
Но когда женщины стали говорить, что ребята должны помогать взрослым, что им надо найти настоящую работу, она утвердительно качнула головой.
Наталья Цыреновна закрыла собрание. Все стали расходиться.
Бабушка Дарима дождалась Наталью Цыреновну, взяла ее под руку и отвела в сторону.
— Что это ты ребят
Сбор друзей
Шторм утихал. Гулко билось о берег море, но еще весь день на берегу стонали, гнулись деревья.
Лишь семь старых кедров, посаженных когда-то против семи домов первых поселенцев, стояли тверже других.
Почти все теперешние жители деревни с детства помнят их такими же могучими, с широкими кронами. Только самая старая в колхозе бабушка Дарима помнит их молодыми.
Чимит видит в окно, как старые кедры подбирают длинные тонкие ветви, как бы стараясь сделать меньше, но плотнее свою куполообразную крону. В стороне сердито отбивается ветвями от ветра молодая лиственница. Затишье. К плетню провел через улицу табунок кур красный, с серебристой шеей петух. Втянув голову в плечи, вдоль улицы пробежала Валя Антонова.
Чимит плотнее приник к окну. Валя быстро скрылась, так и не взглянув на окно Чимита.
На улице появился Матвей. Он шел не торопясь, заложив руки в карманы, и так смотрел по сторонам, будто впервые попал в деревню.
Широким ровным шагом взрослого человека он подошел к старому кедру, сбил на затылок серенькую кепку и долго разглядывал ветви. Потом подошел к самому стволу и попробовал его обнять. Рук не хватило. Тогда Матвей приник к нему ухом.
Чимиту тоже вдруг захотелось побежать к Матвею и вместе с ним послушать, о чем шумит, на что жалуется или чему радуется кряжистый кедр.
Но Матвей уже отошел от дерева и направился к дому Чимита.
— Здравствуй! — сказал он, входя в избу. — Ты меня звал?
Чимит обрадовался другу, но вынужден был сознаться, что не звал.
— А меня бабушка Дарима послала. Иди, говорит, к Чимиту. Вам сейчас вместе надо быть.
— А скажи-ка, — Чимит лукаво посмотрел на друга, — что это тебе старый кедр на ухо шептал?
Матвей сделал серьезное лицо.
— Он сказал, что видел много штормов и все на одном месте стоит. А вы, говорит, от одного шторма раскисли.
— Ох и сочинитель ты, Мотька! — улыбнулся Чимит.
— Ну и пусть, сочинил маленько. Это же не вредно.
— Не вредно, а обидно. Ладно, не будем ссориться. Я тебя только за это немного помну! — И Чимит сгреб в охапку приятеля.
Худенький Матвей оказался очень вертким. Чимиту никак не удавалось побороть его.
— Ого, ты, брат, крепкий. Я совсем не думал, что меня упаришь, — сказал он, запыхавшись.
— Отец говорил: неважно, что человек худенький, важно, чтоб он был жилистый.