Славное море. Первая волна
Шрифт:
— Ну как? Сердце подпрыгивает?
Гена пересилил себя и сказал как можно веселее:
— Как пойманный воробей.
— Смеешься?
— Где мне тебя пересмеять… — И Гена грудью надвинулся на приятеля. Митя молча посторонился.
Остроносый, с маленькими веселыми глазами, чуть прикрытыми короткими светлыми ресницами, Митя был добродушным существом. С ним толком никто не дружил, но все считали его хорошим приятелем. Над ним часто смеялись, однако никто в классе никогда не решился бы его обидеть.
А у него было
— Главное, ты не волнуйся. Они же знают, какое у тебя сейчас настроение, и учтут.
— Комиссии не настроения, а ответы нужны. И вообще… не до разговора мне. Дай с мыслями собраться.
— Хорошо, я не буду больше. — Митя огорченно вздохнул и отошел к своей парте.
А через час Гена уже стоял перед экзаменационной комиссией.
Сдерживая волнение, он взял билет.
— Пятнадцатый, — , сказал он, бегло прочитывая билет.
— Пятнадцатый, — повторил секретарь комиссии и записал в книгу.
Билет показался Гене нетрудным. В нем было два вопроса: исследования уравнений первой степени с одним неизвестным и формула любого члена арифметической прогрессии. Кроме того, пример.
Легкий озноб, с каким Гена вошел в класс, сразу прошел. Сердце учащенно забилось от радости, что он хорошо знает, как ответить на вопросы и решить пример.
«Спокойно, не спеши, — мысленно приказал себе Гена. — Возьмем главное в первом вопросе. Все ли до конца понятно? Кажется, все».
Он расчленил каждый вопрос на мелкие части с одной какой-нибудь центральной мыслью. Собрал в мыслях все, что знал, что можно было сказать дополнительно. Так в уме его созрел план. Пример решил быстро.
— Ну, вот и все, — вслух подвел он итог своему раздумью.
— Раз все, так отвечайте, — сказал председатель комиссии.
Гена удивлённо посмотрел на комиссию и не сразу понял, что он не просто подумал про себя, а сказал это вслух.
Стройный ответ Гены сразу расположил всю комиссию в его пользу. Представитель гороно, широкобровый пожилой якут, погладил ежик иссиня-черных волос и удовлетворенно сказал:
— Очень хорошо. Сразу видна серьезная работа. Члены комиссии улыбнулись.
— Дополнительных вопросов пет? — спросил председательствующий и занес перо, чтобы поставить в ведомости отметку.
— Достаточно.
— Все ясно. Знания налицо.
— Простите, у меня есть, — раздался голос Антонины Петровны, взволнованный, немного надтреснутый.
— Пожалуйста, — с заметным недоумением разрешил председательствующий. — Задавайте, Антонина Петровна.
— Что ты, Гена, знаешь о логарифме частного? Члены комиссии переглянулись. Этот вопрос не мог быть дополнительным. Он составлял отдельный билет.
Сам Гена не счел его лишним, решив, что он слишком кратко ответил по билету.
Однако ответ на новый вопрос не приходил так быстро. Гена напряг память. Не сразу
И на этот раз он говорил не менее уверенно, пространно. Увидев, что его ответ удовлетворил комиссию, он успокоился.
«Теперь все. Довольна будет и Антонина Петровна».
А она взволнованно поправила свои посветлевшие волосы и заявила, что хочет задать еще один вопрос.
У Гены тревожно забилось сердце: «Почему? Зачем это ей нужно?» Он невнимательно прослушал вопрос, и учительнице пришлось повторить его дважды.
И снова он напряг память, на лбу выступили крупные капли пота.
Представитель гороно досадливо поморщился, увидев в этих вопросах какую-то нарочитость. Остальные члены комиссии настороженно ждали ответа.
В напряжении оглядев почти каждого члена комиссии, Гена перевел взгляд на стены, на окно. Часть окна закрывала зеленая крона тополя, а дальше за ней густо синел совершенно безоблачный кусочек неба. И тут же, на глазах Гены, на подоконник пролился широкий солнечный луч. Он скатился по белому подоконнику на крашеный пол и лег на нем ярким пламенем.
Губы Гены открылись в теплой, радостной улыбке.
«Солнце!» — крикнуло что-то в нем.
И будто не на подоконник, а в него пролился яркий солнечный луч и осветил самые глубокие кладовые памяти. В этот миг он почувствовал, что знает очень многое из того, что надо сейчас ответить.
…Гена вышел, осторожно закрыв за собой дверь. За дверью, столпившись, стояли ребята. Они долго молча смотрели на него.
— Вы что, ребята? — спросил он, вглядываясь то в одного, то в другого.
Сердце чуть замерло. Уж не свалилось ли на его голову еще одно несчастье?
— Тебя больше всех держали, — сказал Митя. — Что случилось?
Он облегченно вздохнул и махнул рукой.
— И не спрашивайте. Два дополнительных вопроса.
— А что, на первые не ответил?
— Ответил. Без запинки.
— Почему ж вопросы? Кто задавал? — Митя сказал это таким тоном, что можно было подумать, что задавать дополнительные вопросы мог только недруг.
— Антонина Петровна.
— Но… Ей же все хорошо известно… Чего ж она?..
— Сам не понимаю, почему она так. Я на последнем вопросе даже занервничал, — откровенно признался Гена, — да солнце выручило. Правда. Веселое такое в окно глянуло, и сразу все в памяти осветило.
Но рассказ о спасительном солнце не произвел на ребят особого впечатления. Всех огорчило, что Антонина Петровна задавала дополнительные вопросы. И не кому-нибудь, а Гене Серову, у которого перед экзаменами случилось несчастье.
— Да что вы удивляетесь? — сказал кто-то. — Известно, сухарь. У нее и на лице сплошное алгебраическое выражение.