Славные ребята

Фор Люси

— Знает. Конечно, знает, но ведь мы можем развестись. Ты же сам все время твердишь: надо быть свободным, значит…

— Свободным, не спорю, но… разводиться!

— А какая, в сущности, разница?

Он ответил, словно отрубил:

— О разводе не может быть и речи. Надеюсь, двадцать пять лет совместной жизни что-нибудь да стоят.

— Но ведь десять минут назад ты и думать забыл об этих двадцати пяти годах.

— Я, кажется, никогда не пренебрегал своими обязанностями. В чем же ты меня можешь упрекнуть?

— Не хлебом

единым жив человек.

— У нас семья. У нас дети. Как отнесутся они к нашему разводу. Ты хоть подумала об этом?

— Они все равно скоро от нас уйдут. Так что незачем на них ссылаться. Это даже нечестно.

— Стало быть, ты уверена, Дельфина, что нас с тобой больше ничего не связывает?

Она устало бросила:

— Ни в чем я не уверена.

— А… а это длится уже давно?

Дельфина прикинула в уме:

— Около полугода.

— Около полугода! Полгода ты мне лгала. Полгода преспокойно жила двойной жизнью. И это ты, ты?

Дельфина отвернулась. Какой демон-подстрекатель подучал ее преспокойно рассказывать об этом банальном и пагубном романе? Она сама готова была поверить в свои выдумки. Да… она вполне могла бы иметь любовника, как и все прочие, как и те, которыми Марк так восхищается. Но беда в том, что всю жизнь она считала это невозможным. Но почему? Почему же? Куда завели ее ненужные добродетели? На пятом десятке ее бросают, как отслужившую свой срок вещь. А ведь существуют мужчины, которые могут даже и сейчас ее оценить! Она-то знает. Ни разу за все это время она не придавала особого значения этим ухаживаниям. А сейчас из тени выплыли силуэты тех, кто объяснялся ей в любви, тех, кто решился объясниться. Были еще и другие, робкие или женатые, ждавшие от нее первого знака. Те, что говорят: «Пускай женщины сами действуют». Но видно, она была не из таких. Дельфине требовалось, чтобы за ней ухаживали, так как без внешних и вполне определенных проявлений она не верила, что может нравиться. Никогда она не могла разобраться в этих любовных играх, и все-таки сейчас ей припомнились кое-какие шаги со стороны поклонников, взгляды, хотя она делала вид, что ничего не замечает.

И если сегодня она выдумала всю эту историю, то случайно, без определенного расчета. В этой истории был свой тайный смысл, и отныне она станет «ее личной историей». Вроде бы второй жизнью, вынесенной за рубеж первой, раз рухнула любовь, на которой держалось все ее существование.

Ей не терпелось внести кое-какие последние, завершающие штрихи в свое творение.

— А знаешь, он знатного происхождения, австрийский граф. Старинного рода.

— Австрийский граф, только настоящий ли?

В голосе Марка прозвучала печаль и насмешка.

— Я провела уик-энд у него в замке.

— В замке?

— Да, в Австрии.

— Ты и в Австрию успела съездить?

— Да в конце концов, Австрия ближе, чем Непал… И в Солони я тоже была. Ты как раз находился в отъезде.

— Чтобы работать, зарабатывать

на жизнь себе, тебе, мальчикам. — И Марк устало добавил: — По-моему, всю жизнь я только это и делал.

— Даже сейчас?

— Могу же я дать себе неделю передышки, тем паче что у тебя уже полгода есть… — И вдруг рассвирепел: — Это твой первый?

— Ты бы еще с Адама начал.

Марк схватил ее за руку, грубо дернул к себе.

— Отвечай сейчас же! При теперешних наших отношениях я должен знать всю правду.

«Сейчас он меня наверняка побьет». Дельфина была даже не прочь, пожалуй, забавно получится.

— Ну, отвечай же!

Она нерешительно молчала. Переигрывать тоже не стоит.

— Да, первый.

Гнев его сразу упал.

«Значит, для него важен только вопрос количества. Один любовник — это еще полбеды, а вот десяток… Странная все-таки штука мужская честь!»

Ясно, он еще соглашался на страстную любовь, но не допускал, чтобы она вступала в случайные связи.

«Никогда не угадаешь их реакции, в жизни не угадаешь».

— А как же наш семейный очаг?

— Очаг! Его уже нет. Неужели ты забыл, что хочешь быть свободным? Ты первый запросил свободы.

— Долг женщины — охранять семейный очаг…

Вот он весь арсенал буржуазных условностей: брак, дети, семья. Даже любовь. Все мифы воскресли, были оправлены в золотые ризы, хоть молись на них.

Дельфина выдумала свой роман вовсе не в надежде подогреть уснувшую ревность. Уж что-что, а расчет никак не вписывался в ее характер. Ее вдруг подхватило воображение. Поначалу просто игры ради.

Спокойным голоском она продолжала свои небылицы:

— Ребятишки прелесть. Они меня очень любят, по крайней мере, пока любят. Вот если я поселюсь вместе с ними, тут уж не знаю, что будет. Я иллюзий себе не строю.

— Потому, что изучила характер его детей?

Она изумленно взглянула на мужа.

— Ну, конечно. Ладить с ними мне просто необходимо. Отец не желает их травмировать.

«Мы куем наше прошлое так же умело, если только не лучше, чем будущее». Внезапно она наткнулась на эту истину.

Марк чуть не опустил глаза под ее прямодушным взглядом.

— Что же, в сущности, ты намерена делать?

— Я сказала: подумать. Как ты, так и я.

— И для этих самых раздумий ты и приехала сюда?

— Нет. Хотела узнать, на каком мы с тобой свете.

— И официально сообщить, что наставила мне рога!

— Нельзя ли без вульгарных выражений?

— Я просто выражаю словами то, что ты так красноречиво, но беспощадно описывала. — И, помолчав, сказал: — Неужели ты не понимаешь, какой жестокий удар ты мне нанесла?

Дельфина недоверчиво слушала мужа.

— Короче, ты готов был бросить верную жену, но не жену изменившую… тут еще нужно подумать. Я-то об этом не подумала. Напротив, хотела облегчить тебе разрыв. А раз так проще, то пусть тебя не мучает совесть.