Славные ребята

Фор Люси

Прочитав письмо, Дельфина со вздохом протянула листок Марку.

— Что ему ответить?

— Мы не обязаны давать им отчет.

— Да ты прочти сначала.

— Ладно… ладно.

Через минуту Марк бросил письмо на стол. Без комментариев.

— Ну?

— Очевидно…

— Что очевидно?

— Тут дело не только в одном этом письме, а во всем вообще. — И устало выдохнул: — Сначала надо нам что-то решить.

— Конечно.

— Но так-то легко будет объяснить им.

— Давай сначала решим мы сами.

— Хорошо…

но время терпит.

Вечная мужская трусость. Но определение это подходило вполне и к ней самой. Во всяком случае, на сей раз.

Еще одна ночь. Часы тянулись бесконечно. Уныло… «Все это ужасно глупо, до слез глупо», — не могла не сознаться себе Дельфина.

Иногда ей становилось стыдно, но только минутами.

Ведь единственно подлинный виновник — это Марк. Разве не его поведение побудило ее выдумать себе этого прелестного и смехотворного любовника. Любой другой мужчина, более умудренный, на месте Марка не принял бы на веру этот не выдерживающий критики роман. Он стал бы расспрашивать, и очень скоро обман был бы разоблачен.

Тут пришло второе письмо. На этот раз от Давида и адресованное Марку. Совсем в ином тоне. Почти деловое письмо. Своего рода отчет: родители должны знать о том, что произошло в Париже. Дени угнал машину. Его задержали. Но скоро выпустили, и он вернулся домой на набережную Флёр. Даниэль всячески старается замять дело.

Они обратились к адвокату, мэтру Версану. Родители, без сомнения, одобрят их выбор. Но, увы, отношения Дени с братьями окончательно разладились. Хотя они всячески стараются их наладить, к Дени не подступишься, сидит, как дикий лев в клетке, и злится. Засим шли кое-какие деловые замечания.

Марк рухнул на кушетку.

— Этого только недоставало!

— Действительно, очень неприятно.

— Неприятно? Странная манера выражаться.

— А что, по-твоему, я должна была сказать? Что это трагедия, что мы обесчещены?

— Во всяком случае, это было бы ближе к истине.

— Не надо преувеличивать.

Он в бешенстве вскочил с кушетки.

— Преувеличивать! Значит, по-твоему, здесь есть что преувеличивать. Достаточно самих фактов, даже более чем достаточно.

— Хорошо… я сказала глупость, если так тебе легче.

Дельфина казалась совсем спокойной, даже улыбнулась, словно разразившаяся буря очистила атмосферу. Наконец-то вполне определенная неприятность, неприятность, какую можно выразить словами…

— Легче… Нет, ей-богу, что ни слово, то… Будто речь об этом идет. В такие минуты… — И помолчав, спросил: — Ну, что будем делать?

— Сама не знаю… Мы должны принять решение…

— Да, но эта кража все меняет.

— Как так?

— Не понимаешь, нет? Вот уж воистину, женщины…

— Что женщины? Пока что речь идет не о женщинах, а о молодом мужчине. Терпеть не могу твоих расистских штучек: женщины, дети, негры…

— Сейчас не время философствовать.

— Для

того чтобы честно мыслить — всегда время.

— Только сбила меня. О чем это мы говорили? Ах, да! Я сказал, что эта кража все меняет. Приходится возвращаться. Я не могу рисковать, не могу допустить, чтобы моего сына осудили, а я при этом буду сидеть сложа руки и даже не попытаюсь ему помочь.

Молчание.

— А ты, Дельфина, что ты собираешься предпринять?

— Видишь ли… Сама еще не знаю.

— Иные решения, иные поступки идут прямо из сердца. Размышления порой даже неуместны. Хотя, конечно… Каждый реагирует по-своему.

— Совершенно верно…

— Послушай, Дельфина, очнись. Ты сама отлично понимаешь, что надо возвращаться. Поскорее увидеть сына.

— Тебе, возможно, и надо. А я… я еще посмотрю. Сейчас самое главное, чтобы ты был с детьми.

— Тебе решать. Но и мать тоже в подобных обстоятельствах…

— Мать!.. Отец отлично все уладит и без матери.

— Как тебе угодно, но не скрою, что я весьма и весьма удивлен. Впрочем, решай сама. Пойду к портье, узнаю, когда ближайший рейс. Пока я буду договариваться, ты тут подумай и скажи.

— Хорошо.

Конечно же, она поедет домой! Угон машины встревожил ее так же, как и Марка, возможно, даже больше, но со дня своего приезда в Катманду Дельфина не разрешала себе никаких необдуманных действий; не может она плыть по течению, как прежде. Теперь она некий выдуманный персонаж, и персонаж этот обязан вести себя сообразно своей роли. Приходится действовать, как действовала бы та, другая Дельфина. Необходимо каждое движение, каждое слово подгонять как можно точнее к предыдущим.

Вернулся Марк. Первым делом Дельфина спросила:

— Ну, как?

— Пока ничего. Возможно, Дельфина, ты и права. В конце концов, время терпит.

— Этого как раз я и не говорила.

Он замолчал.

«Время терпит… Особенно сейчас, когда они попали в такую переделку. Чуть раньше, чуть позже: мой сын — вор, у моей жены — любовник. А я? Какова моя роль во всем этом? Так вот, я сам за все в ответе: хотя бы частично, но в ответе. Все смешалось, а я не сумел вовремя положить этому конец. Прозевал. От невнимания. Дельфина, целых полгода… а я и не догадывался. Мчался вслед уходящей своей молодости. На старости лет за бабочками гоняюсь…

Ну, а теперь? Возвращаться домой! Безусловно, но что я скажу? Что сделаю? Версан прекрасный адвокат, мое присутствие ничего не изменит. Ссоры, крики, ругань. Даже сейчас представляю все эти дикие сцены».

Вышел из игры. К чему это отрицать? А жизнь? Не удалась! Он предчувствовал это, еще не полностью осознав, как тогда, когда решил начать все сначала. С нуля. Зачем? Если уж он не добился успеха в тот, первый раз, когда на руках были все козыри, и старший среди них — молодость, как же можно рассчитывать, что теперь улыбнется ему удача? Да, наивности у него хоть отбавляй.