Славянорусские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона
Шрифт:
В чем причина такого отношения летописца к Василию из Щековиц, архимандриту КиевоПечерского монастыря? Однако в этом случае, видимо, более уместно говорить об отношении Рюрика к Василию, потому что Василий заслуживал быть более известным, чем о нем сказано в летописи. Если Василий - автор «Слова о полку Игореве», то одну из причин я вижу в обращениях автора к Рюрику и Давыду, принижающих этих братьевкнязей. В первом обращении («Ты, буй Рюриче и Давиде!») автор их не возвеличивает, как других князей, а напоминает только о тяжелом поражении от половцев в 1177 г., когда храбрые дружины этих князей по шеломы в крови шли («плаваша»). Поэтому у них должно быть сильное желание отомстить половцам, и автор их призывает вступить в золотое стремя за землю Русскую, за раны Игоревы. При втором упоминании этих князей («Сташа стязи Рюриковы, а друзии - Давидовы») автор говорит о предательском поступке Давыда, брата Рюрика. Как мы говорили, он отказался идти к Переяславлю на помощь князю Владимиру, осажденному половцами. При таком отношении автора к этим князьям и зная взвинченное чувство чести русских князеймеждоусобников и крайнюю их щепетильность - следует предположить ответные действия этих лиц по отношению к автору.
Однако
Строго говоря, можно рассматривать автора произведения, его реальных героевсовременников и само произведение как отдельную систему, как «средоточие происшествий», где «становятся единством все факты». Потому что автор, его реальные, живые герои и произведение имеют душу или форму и «являются источником действий, они содержат в себе начало движения или изменения» (Лейбниц, 1984. С. 345. § 323). У них есть «точка схода» - их сходная душа, она же форма. Поэтому на действия автора, его героев и на его произведение будут сходные противодействия. И мы с особым интересом отмечаем такие факты. Как уже говорилось, великим князем Киевским Рюриком Ростиславичем и его окружением было сделано все, чтобы вытеснить из истории идеологической и политической жизни Киевской Руси деятельность Василия Щековицкого. Осталось неизвестным и место его захоронения. Действия киевлян по отношению к роду Ольговичей были сходными и совершались с той же целью. Примечателен и такой факт. В родовой усыпальнице Ольговичей, в Кирилловской церкви, сохранились изображения князей Ольговичей, как полагают исследователи. Но лица их побиты, «неузнаваемы», хотя другие части тела на изображениях совершенно невредимы. И тут не столь важно, когда и кто их обезобразил: киевляне, близкие современники этих князей в своем постоянном гневе на Ольговичей, или, как полагают другие, эти лица на фресках были повреждены в момент «варварской» позднейшей записи фигур, или затем уже, при расчистке их от этих записей. Но Ольговичи обезображены. А судьба «Слова о полку Игореве» общеизвестна. Оно также оказалось почти вытесненным из духовной жизни Древней Руси и дошло в невольно обезображенном виде. Первые издатели приспособили его для чтения своих современников, а сам оригинал пропал, что вызвало клевету и гнев на само произведение: «Подделка!» - равноценные клевете и гневу на Ольгович ей.
Однако еще несколько фактов к нашему тезису о том, что автор не только был человеком духовного звания, но был тесно связан с КиевоПечерским монастырем. В тексте в иносказательной форме прочитывается, что Игорь перед походом был в КиевоПечерском монастыре или же получил благословение в другом месте (Переяславле, а возможно, в Киеве, в церкви Богородицы Пирогощей). Этот факт связан с эпизодом о реке Стугне и юном князе Ростиславе, утонувшем в ней. Причем эпизод этот имеет назидательное христианское значение. Вот наш перевод этого отрывка: «Не так ли, говорит (Игорь), река Стугна, тощую струю имея, пожрет чужие ручьи, и струги обоюдоносые (с воинамигридями) несет к Устью (городищу Устье в нескольких километрах ниже Витичева по Днепру, в устье р. Трубеж, - это оборонительный пункт на границе Древнерусского государства с половцами). (Но) юноше князю Ростиславу затворила днепровские темные берега (он утонул в Стугне, не возвратился домой, как его брат Владимир Мономах, на днепровские берега, густо поросшие темными породами деревьев). Плачется мать Ростислава по юноше князю Ростиславу. Уныли цветы печалью (символ юных сверстников Ростислава), и Древо (символ русского княжеского рода и Руси вообще) скорбью к земле преклонило».
Летописец по этому поводу выражается кратко: Владимир Мономах и его младший брат Ростислав 25 мая 1093 г., отступая под натиском превосходящих числом половцев к Стугне, «въбрьде (вобреде) в Стугну… и нача утопати Ростиславъ…» - Стугна сильно наводнилась тогда. Далее летописец сообщает: «Володимеръ же, пребрьдъ реку… и прешьдъ на ону страну Дънепра, плакася по брате своемъ…» (Шахматов, 1916. С. 278). Но в КиевоПечерском Патерике этот эпизод изложен намного подробнее и с назиданием. Перед походом на половцев Владимир Мономах пришел в КиевоПечерский монастырь, там он помолился и получил благословение. Его брат Ростислав шел в монастырь с той же целью. Однако по пути, на берегу Днепра, его слуги оскорбили старца, монаха Григория Чудотворца, и князь не остановил их. Тогда старец предрек им: «Все вы с князем вашим умрете в воде». Рассердившийся Ростислав велел слугам утопить старца в Днепре. После чего в монастырь уже не пошел. А вскоре и сам утонул в Стугне (ПЛДР, 1980. С. 537). Причем в этом тексте, в отличие от летописного, Владимир Мономах и его брат Ростислав не вброд перебирались через Стугну, а переплывали на какихто небольших судах: «Владимир же прееха реку… Ростислав же утопе…»
В «Слове о полку Игореве», в эпизоде с гибелью Ростислава, также упомянуты речные суда - струги. Напрашивается вывод о связи текстов Патерика и «Слова о полку Игореве». Кроме того, контекст эпизода с Ростиславом в «Слове о полку Игореве» позволяет заключить, что Игорь перед походом, как уже отмечалось, молился и получил благословение, возможно, в самом КиевоПечерском монастыре. Поэтому вернулся Игорь домой, по мысли автора, невредимым, как Владимир Мономах, преодолев часть пути по реке Донцу, которую Игорь благодарит за то, что эта река берегла его в пути. Его не постигла участь Ростислава, который перед походом уклонился от христианского обычая и совершил к тому же бесчеловечный поступок. Автор говорит, что Игорю Бог путь указывал домой. И главное, из этого можно сделать вывод, что автор воспользовался
Глава 9
СВЯЗЬ «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ» С ТЕКСТАМИ СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ ХОРОШО СОГЛАСУЕТСЯ С ГИПОТЕЗОЙ ОБ АВТОРСТВЕ ВАСИЛИЯ ИЗ ЩЕКОВИЦ, СВЯЩЕННИКА ЦЕРКВИ НА ГОРЕ ЩЕКОВИЦЕ, А ЗАТЕМ ИГУМЕНА КИЕВОПЕЧЕРСКОГО МОНАСТЫРЯ
Теперь следует отметить связь некоторых выражений в «Слове о полку Игореве» с текстами Священного Писания. Так, например, когда автор говорит, что у воинов Всеволода, Игорева брата, луки напряжены, тулы (колчаны) открыты, сами они скачут, как серые волки в поле, - это живо напоминает образы из книг пророка Иеремии и пророка Аввакума, когда они изображают набеги «народа издалека» («людей от севера»): «От гласа ездящихъ и напряженна лука побеже всяка страна…»; «…Языкъ издалеча… тулъ [колчан] его яко гробъ отверстъ, вси крепцыи…» (Иер. 4, 29; 5, 15-17. Только церк.
– слав. текст.
– Л. Г.). «…Изскочатъ паче рысей кони его и быстрее волковъ аравийскихъ…» (Авв. 1, 7-8. Только церк.
– слав. текст.
– Л. Г.).
Владимир Мономах, княживший в Чернигове во время междоусобных походов из Тмуторокани на Русь Олега Святославича, который был крестным отцом двух сыновей Мономаха, не хотел, по смыслу текста «Слова о полку Игореве», пресекать его междоусобий и не слушал уговоров выступить против него, «по вся утра уши закладаша» (в значении «затыкал»). Это выражение приобретает крайне укоризненный смысл по отношению к Мономаху только в том случае, если мы знаем источник этого образа - Псалом 57, в котором сказано: «Ярость грешников наподобие змеиной, они как аспид глухой и затыкающий уши свои, не слышит он голоса заклинателя, самого искусного в заклинаниях» (Пс. 57, 5-6). Автор говорит о Бояне, что он «летал умом под облака». В Псалме 35 о Боге сказано: «На Небеси милость Твоя, и истина Твоя до облаков» (Пс. 35, 6).
– Следовательно, Боян обладал божественным, правдивым и истинным умом. О Всеволоде Юрьевиче, князе Владимиросуздальском, сказано, что он может посуху живыми огненными стрелами («шереширы») стрелять - удалыми сынами Глебовыми. Но почти то же самое сказано в Псалме 126: «Вот дар от Господа - сыны, плод чрева - награда от Него; как стрелы в сильной руке, сыны юности твоей» (Пс. 126, 3-4) (Аверинцев, 1988. С. 194).
Наконец, не менее важным для представления о личности автора является его преобразовательный метод, соответствующий символическому методу богослужебных текстов и средневековой церковной литературы, когда метафору подменяет символ. Само «Слово о полку Игореве» наполнено скрытыми символами соответствий мира материального и духовного. Это явление можно показать на некоторых примерах. «Тебе величаем, Богородице, вопиюще, радуися жезле, от негоже безсемене Бога прозябла еси, разрушившаго древом смерть» (Крестобогородичен). В этом тропаре скрытым символом является «жезл» - прообраз Богородицы жезл Гедеона. Когда войско Игоря «ночью», во время солнечного затмения, кликнуло на половцев, завывая и хохоча, как ночная птица филинпугач, а половцы ужаснулись и по бездорожью побежали к Дону, то его войско представлено автором в виде скрытого символа Дива, наводящего ужас, на вершине опятьтаки скрытого символа Древа жизни, в данном случае, Древа христианской Руси. Боян, «летающий умом под облака», представлен в образе орла, парящего под облаками. Причем, это не метафора, а скрытый символ священнослужителей, которых Кирилл Туровский в своем «Слове на собор Святых Отцов» называл «высокопаривыми орлами». Он имеет в виду, по замечанию Д. С. Лихачева, «строго теологическое понятие, отразившееся в самой архиерейской службе и в архиерейском облачении (так называемые орлецы - коврики с изображением парящего орла, подстилаемые под ноги архиерею во время богослужения)» (Лихачев, 1979. С. 165).
Глава 10
СЛОВА АВТОРА О САМОМ СЕБЕ СООТВЕТСТВУЮТ НАШИМ ПРЕДСТАВЛЕНИЯМ О НЕМ КАК О ЛИЦЕ ДУХОВНОГО ЗВАНИЯ
О принадлежности к духовенству автор сказал сам в начале произведения, когда он говорит, что ему подобало («лепо») начать старыми словами скорбных поучений («трудныхъ повестий») «О полку Игореве». Таким образом, он говорит о своей принадлежности к кругу лиц, создавших теологическую концепцию истории как Промысла Божия - провиденциализм, когда нашествия завоевателей и поражения в битвах считались наказанием «по грехам нашим». Однако он отказался от этого метода, желая прославить добрые намерения Игоря - освободить от половцев древние русские земли Приазовья вплоть до Тмуторокани. Что касается второго упоминания автора о себе, то оно не содержит даже малейшего указания на участие его в походе Игоря. «Что ми шумить, - говорит автор, - что ми звенить давечя рано предъ зорями? Игорь плъкы заворочаетъ; жаль бо ему мила брата Всеволода».
– «Ми» - в данном случае местоимение мне, а не он, она, оно, что в переводах иногда трансформируется в слово там. А «шумить» и «звенить» - это не гл. наст. вр., а гл., обозначающие простое прош. вр.
– аористы - с прибавлением частицы - ть из форм наст. вр. Хотя в других случаях в тексте «Слова о полку Игореве» сходные словоформы с добавочным окончанием - ть (тъ) являются формой 3го л., ед. и мн. ч. имперфекта (также простого прош. вр.) (Стеллецкий, 1981. С. 185; Иванов, 1983. С. 340, 341; Словарьсправочник, 1978. С. 20). Не менее важным из перечисленных фактов (толкования значения слов) является слово «давечя» - наречие недавно, которое в переводах странным образом заменяется наречием рано. В результате получается чтото похожее на условие истинности предложения, однако это условие далеко от явного знания о содержании предложения. Если интерпретировать содержание этого предложения с учетом действительного значения слов, то мы получим предложение, которое можно понять следующим образом: «Что мне шумело, что мне звенело недавно рано пред зорями? Игорь полки заворачивает, ибо жаль ему милого брата Всеволода».