Славянская Европа V–VIII веков

Алексеев Сергей Викторович

Несмотря на разницу в быту, хозяйственном и общественном строе, духовной культуре, во всем северном славянском регионе присутствовал ряд общих черт. Прежде всего, это зримый рост числа укрепленных градов — и на востоке, и на западе. Многие столицы будущих славянских государств (моравское Микульчице, русский Киев, польское Гнезно и др.) строятся и растут именно в течение ста лет с рубежа VII–VIII вв. Причины тому ясны. Крупные племенные конфедерации, сплоченные только родством, распадались. На смену им шли более прочные, сравнительно небольшие племенные союзы-«княжения». Грады становились и убежищами на случай участившихся межплеменных войн, и средоточиями власти князей. То, что их массовое строительство от Дуная до Балтики и от Лабы до Дона отражает укрепление княжеской власти, не вызывает никаких сомнений.

Князья севера, конечно, были пока слабее своих южных сородичей. Но и они, опираясь на дружины и свой жреческий авторитет, усиливали свою власть над соплеменниками. Конечно, даже самые сильные племенные союзы, — как велетский или ободричский, — оставались пока только

союзами. В этих «княжениях» имелось несколько племенных князей, из числа которых выделялся самый старший или знатный (либо и то, и другое). [1721] Но в рамках отдельных племен, а кое-где и на уровне целых племенных союзов княжеская власть уже закрепляется за одним, сильнейшим родом и передается по наследству — не обязательно от отца к сыну.

1721

Такую картину рисуют франкские анналы: Cont. Fred. 31: Свод II. С. 410/411; AMp. A. 748: Свод II. С. 410–411. Прим. 4; Ann. Laur. A. 789: Свод II. С. 442/443; Fragm. Chesn. A. 789: Свод II. С. 447; Ann. Petav. A. 789: Свод II. С. 449/450; AqdE. A. 789: Свод II. С. 471. Доказывается это и большим числом княжеских градов во всех славянских областях.

Укрепление княжеской власти, как и на юге, являлось частным следствием общего усиления знати. Один из показателей этого — смягчение грани между рабами из числа соплеменников, холопами, и рабами-пленниками. И те и другие теперь в равной степени воспринимаются как рабы. Для специального же обозначения же рабов-чужеземцев, в отличие от холопов, появляется новый термин — челядь. Ранее он обозначал просто младших членов семьи, домочадцев. [1722] Рабы, как и самые младшие, неженатые члены семьи, находились в полной власти ее главы. Но теперь их статус уже отличался. Это отразилось в распространении особых обозначений для детей и сирот — указывающих на близость к рабскому положению и в то же время отличающих от этого положения. Такие слова (*orbenъkъ, *orb? *orb?tъko) известны именно у северных славян. [1723]

1722

ЭССЯ. Вып. 4. С. 40–42.

1723

ЭССЯ. Вып. 32. С. 112–115.

Наральник. Луки-Райковецкая культура

Другой неполноправной группой в северном славянском обществе этого времени стали смерды [1724] . Отличие их от обычных данников было в следующем. Смердами становились представители покоренного «чужого» племени, жившие непосредственно на территории, подвластной «своему» и заселенной им. Такие зависимые группы населения в словенском и антском обществе существовали и раньше, но только теперь получили особое определение.

1724

О термине «смерд» (с первоначальным уничижительным значением «смердящий») см.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 3. С. 684–685.

С зарождением новых общественных отношений — как и на юге — начали разлагаться большая семья и основанная на ней община-патронимия. Однако в разных областях этот процесс шел с разной скоростью. Так, на юге восточнославянских земель в VIII в. совершился переход к малым семьям, объединенным в соседскую общину, мир. [1725] В то же время на севере, у кривичей и словен ильменских, этот процесс был далек от завершения. [1726] На западе он шел также неравномерно. У словаков, например, большая семья, объединявшая родичей до третьего колена, известна еще и в новое время. [1727]

1725

Седов, 1982. С. 244.

1726

Седов, 1982. С. 243.

1727

Народы I. С. 256–257.

Итак, развитие северных славянских племен в VIII в. имело целый ряд сходных черт. Но не меньше было и различий. Расселившиеся на огромных просторах славяне оказывались в разных природных и политических условиях, и развитие отдельных их групп становится все более независимым.

Новшества в религии

Религия северных славянских племен вскоре после отделения их от южных сородичей претерпела целый ряд существенных изменений. Изменения эти нашли отражение в языке, в обрядности, а отчасти и в преданиях славянских народов. Наиболее существенным

из них следует признать своеобразный «патриархальный переворот» в пантеоне. Поскольку он захватил и предков словенцев, можно датировать его первой (не второй) половиной VIII в., временем прежде начала обращения хорутан.

В VI–VII вв. древнеславянская религия сохраняла еще ряд матриархальных в своей основе черт. Пережитки их особенно мощны у южных славян, чья культура перешла к христианским основам почти что из этого первозданного состояния. Но следы первоначального сохраняются у всех славянских народов. В ту эпоху с почитанием верховных мужских божеств — Перуна и Велеса — соседствовал не менее выразительный культ богини-матери, Земли, Додолы. Она могла почитаться как супруга обоих богов-соперников, и потому отношение к ней не зависело от «перунического» или «велесического» построения пантеона. Жрицы Земли, ведьмы, составляли не слишком почтенный в патриархальной общине, но все же влиятельный разряд языческого «духовенства». Они играли важнейшую роль во многих общинных обрядах. Кульминацией культа плодородия в те века все еще служило ежегодное человеческое жертвоприношение Земле, память о коем сохранили все славянские культуры. Приносимый в жертву молодой воин рассматривался как заместитель связанного с Землей особыми узами владыки-князя.

Ясно, что к концу VII в., в военизированном дружинном обществе, при укрепившейся власти князей, матриархальный культ становился вопиющим анахронизмом. В первой половине VIII в. на всем пространстве северных славянских земель, включая на юге и Хорутанию, происходит его крушение. Проявлением этого «переворота» явился распад самого единого образа богини-матери. Почитание «Матери Сырой Земли» сохранилось лишь как элемент народного, сельского культа. Древнее имя жены громовержца «Додола» удержалось у южных славян и далеко на востоке, где его позднее заимствовала мордва. [1728] Осталось оно именем верховной богини и у польских полян (Дзидзилля). Но отдельные ипостаси «Великой Матери» повсеместно отделяются друг от друга и даже противопоставляются друг другу. «Официальное», почитаемое всеми божество теперь отличается от гневных, губительных ипостасей древней хозяйки природы.

1728

Иванов В.В., Топоров В.Н. Додола// Мифологический словарь. М., 1992. С. 194.

Суровая богиня, покровительствующая женскому труду и обеспечивающая влагой плодородие почвы, чтилась отныне под именем Мокоши. О происхождении этого образа речь уже шла. У разных славянских племен Мокошь чтили в разной степени. Но известна она всем северным славянским народам и некоторым южным славянам. [1729]

У западных и части восточных славян появилась особая богиня смерти Марена, с которой теперь и связывались сезонные обряды жертвоприношения. Марена воспринималась именно как владычица Зимы и Смерти, а праздник, завершаемый жертвоприношением — как победа над ней. Она сливалась с более древней Марой (Морой), тоже божеством смерти. [1730] Жертвоприношение «Марены» являлось победой над губительной ипостасью женского божества, над приносимыми им невзгодами. Одновременно оно повторяло миф о громовержце, испепелившем свою неверную жену Мору. Соответственно, мужская сезонная жертва у многих племен заменяется женской. По припоминаниям в чешских обрядовых песнях, некогда при «проводах» зимы в жертву приносили «девушек, прекрасных паненок». Но уже вскоре за них стало «умирать» чучело Марены, предаваемое сожжению, «поджариванию». [1731] Жертвоприношение Марены, или Моры, Мары, совершалось около весеннего равноденствия или летнего солнцестояния. [1732]

1729

ЭССЯ. Вып. 19. С. 131.

1730

ЭССЯ. Вып. 17. С. 209–210.

1731

Календарные обычаи, 1977. С. 229.

1732

См.: Календарные обычаи, 1977. С. 206–207, 228–230, 239; Соколова, 1979. С. 11 след., 231 след.

Баба Яга. Художник И.Я. Билибин

Еще одной обособленной ипостасью древней богини явилась Яга (Баба Яга). [1733] Имя ее означает «кошмар», «ужас». Она — преимущественно сказочный персонаж, чаще враг, чем помощница героя. Яга воспринималась как лесная колдунья, людоедка, предводительница и наставница ведьм. Представлялась она в ужасных, отвратительных обличьях. О религиозном почитании Яги ничего достоверного неизвестно. Оно осталось прерогативой узкого круга ведьм.

1733

См.: Славянская мифология 1995; ЭССЯ. Вып. 5. С. 68–69.