Славянский кокаин
Шрифт:
— Это дело техники. Ну что, согласен? — Панова выжидающе смотрела на Грингольца.
— А ты знаешь, что со мной будет, если они догадаются, кто я такой?
— Знаю. А ты знаешь, что с тобой будет в тюрьме, если я пущу слух, что ты полицейский осведомитель?
— Шантажистка хренова, — Грингольц выругался, но Лада не среагировала. — Ладно, что я должен делать?
— Пойдешь завтра по этому адресу, скажешь, что тебя прислал Нино Леоне, упомянешь, что сидел вместе с братом Джо Тавиани, а там уж они сами решат, что с тобой делать.
Гриша взял записку с адресом и, проклиная все на свете, направился к дверям.
— Удачи, Грингольц, — крикнула
— Да пошла ты! — бросил Гриша через плечо.
На следующий день Гриша плелся по указанному адресу, пытаясь оттянуть трогательный момент встречи с итальянскими мафиози. Когда же наконец оказался возле нужного ему дома, тяжело вздохнул и отчаянно, как вешающийся с табуретки, шагнул в двери. Его встретил невысокий, пухленький, улыбчивый итальянец. С интересом выслушал Гришины сбивчивые объяснения, радостно воскликнул: «O’кей!» и скрылся в соседней комнате. Через некоторое время из нее вышел высокий, плотный, черноволосый человек и обратился к Грингольцу:
— Привет. Я Джо Тавиани. Так это ты сидел вместе с моим братом?
— Да, сэр.
— Зови меня Джо. Ну как он там?
— Все в порядке, Джо. С ним все хорошо.
— Отлично. Тебе нужна работа, ведь так?
— Было бы неплохо. Я недавно вышел, и мне совершенно некуда пойти, — отвечал Грингольц.
— Ну что ж, будешь моим водителем? Ты хорошо водишь машину?
— Да, Джо, я очень хороший шофер и с радостью стану твоим водителем.
— Вот и отлично. Приходи завтра в девять утра ко мне. Мы обговорим все детали.
Гриша кивнул, пожал протянутую руку и вышел на улицу.
«Ну вот, первый шаг сделан, и отступать некуда, все опять возвращается на круги своя». По спине струился холодный пот.
Гриша оказался ценным и понятливым работником. С рвением выполнял поручения шефа, прилично водил машину и никогда не задавал лишних вопросов. Тавиани был в восторге от своего нового шофера, увеличил в два раза жалованье и частенько приглашал в бар в качестве собеседника. Однажды во время одной из таких посиделок Джо сказал:
— Послушай, Грэг, ты хороший парень, ты мне нравишься, но ты какой-то напряженный.
— Разве? — осторожно выговорил Грингольц.
— Да-да, и не спорь, это последствия отсидки, я знаю. Я сперва хотел приставить тебя следить за моим младшим братом Тони. Он — известный доктор…
Грингольц кивнул головой в знак того, что слышал.
— … В чужих мозгах здорово копаться умеет, а своих так еще и не нажил, вот я и хотел узнать, что он делает в свободное время, хотя он говорит, что такого у него не бывает. Но подумал… но вот я подумал, может, тебе будет проще работать со своими. Хочешь, порекомендую тебя русским. Может, у них найдется для тебя местечко?
— Не знаю, Джо. Позволь мне подумать, — ответил Грингольц и бросился звонить Ладе.
— Это же отлично! — воскликнула Панова. — Соглашайся не раздумывая. О такой удаче я даже не могла мечтать. Ты молодец, Грингольц. Продвигаешься по карьерной лестнице, так сказать.
Так Гриша в качестве личного водителя перешел по наследству от итальянской мафии к русской. Благодаря своей исполнительности и усердию, он, путем несложных служебных перестановок, стал возить Бакатина во время его появлений в Штатах и приносить немало полезной информации Ладе Пановой.
День, когда Лада Панова узнала, что ей предстоит оказаться на своей исторической родине, в Москве, начался просто ужасно.
«Гришка
Однако в квартире Грингольца третьи сутки уже никто не поднимает трубку. Этой ночью Лада пыталась дозвониться до него (для чего поставила будильник на четыре утра), но все бесполезно. И из-за этого Грингольца она сегодня совершенно не выспалась.
А день просто ужасный. За крыши небоскребов цепляются противные свинцовые тучи, но дождя нет. Просто Лондон какой-то. Сырой осенний ветер, кажется, продувает насквозь, а в воздухе неподвижно висит маслянистая дымка смога, как в самые безветренные дни. Все это Лада ощутила, когда вышла из своего серебристого «форда-мондео» последней модели и, с силой захлопнув дверцу, дала ему «подзатыльник», шлепнув ладонью по ветровому стеклу. Но безнадежно заглохший «форд» от этого и не подумал заводиться. Машину пришлось бросить на улице и до полицейского управления добираться грязными лабиринтами нью-йоркского сабвея, а перед этим еще пройти пару улиц района Куинс, где жила Лада, что тоже не самое большое удовольствие.
К своим двадцати шести годам Лада Панова сделала стремительную карьеру в полиции Нью-Йорка.
Ее родители — оба генетики — оказались в Америке по приглашению фармацевтической корпорации SUN, причем мать до самого последнего момента скрывала от американской стороны, что приехала в Америку беременной уже на третьем месяце. Так что Лада — стопроцентная американка, хотя и зачали ее в Москве.
Родители-генетики (которым в любой стране открыта зеленая улица) без проблем получили американское гражданство, однако и не думали забывать русские корни. Говорили дома почти всегда по-русски, учиться Ладу отдали в русскую школу, где, правда, девочка проучилась всего три года. Потом родителей перевели в Калифорнию, и Лада окончила уже американский колледж. В Калифорнии она чудом поступила в Полицейскую академию, которую, надо сказать, закончила лишь благодаря своиму фантастическому упорству.
Ну а дальше для всего семейства Пановых начала сбываться пресловутая американская мечта, что, как ни странно, иной раз случается с упорными работягами. Всем Пановым повезло: родителям предложили заведовать собственной исследовательской лабораторией со значительным бюджетом. Они переехали из Калифорнии в симпатичный зеленый пригород Нью-Йорка Ривердейл, правда, имеющий один существенный недостаток: из-за своего территориального расположения он считался «нежелательным». Чтобы добраться из Нью-Йорка в Ривердейл, надо проехать через Южный Бронкс и Гарлем, что в ночное время просто опасно. Но Лада после выходных, проведенных у родителей, часто возвращалась глубокой ночью в свою нью-йоркскую квартиру совершенно одна, даже без оружия, лишь с полицейским жетоном в сумочке, и при этом не испытывала ни малейшего страха.