Славянский меч(Роман)

Финжгар Франц

— Выполняя твой совет, я утром же издам новый закон.

А сегодня я устрою пиршество и приглашу в гости двор, чтоб достойно прославить мудрейшую из мудрых на земле!

Кровь кипела в жилах Феодоры, когда она возвращалась от мужа.

«Недолго теперь придется владеть тебе роскошными домами, Эпафродит. На твоем шелке будет нежиться Феодора, и драгоценную ткань будет топтать моя нога, а ты отправишься в каземат, на камни, на голую землю, чтоб до конца дней своих горько сожалеть о том, что посмеялся над императрицей!»

А в доме Эпафродита три человеческих сердца упивались

счастьем: Ирина, оправившись от страха, вдохновенно толковала Истоку о Христе, спасающем праведников и наказующем грешников. Очарованный, сидел возле нее Исток. Ее речи звучали для него пеньем соловья, в ее горящем взгляде он видел свою прекрасную родину, куда он мечтал, вернувшись скоро, принести счастье. Отогревалась и холодная душа торговца Эпафродита; он вдруг почувствовал всю пустоту своего существования, казавшегося ему теперь скучным и ничтожным. Вечер его жизни был уже на пороге, а он до сих пор не ведал ласки, ничья рука не прикасалась с нежностью к его усталому, пылающему лбу. Он, Эпафродит, может устлать пол золотом, может погрузиться с головою в шелк. Но ведь ни золото, ни шелк не греют. Он лишен того, что дает человеческой жизни сладость, утешение, цель в борьбе, — он лишен искренне любящего сердца. И Эпафродит решил защитить этих птенцов, дать им то, чего сам он уже не мог испытать, что для него было потерянным раем.

Вечером Истоку пришлось проститься; надо было идти проверять караулы. Он обещал дать знать о себе, когда возвратится из казарм и покончит с делами в Пентапирге, обещал не задерживаться и во дворце, чтобы подольше побыть с Ириной.

Эпафродит проводил его до ворот.

— Надень прочный доспех, Исток, припояшь самый острый меч, берегись подозрительных теней, — предупреждал он. — Говорю это потому, что не верю твоему золотому орлу.

Исток последовал его совету. Но уходил он беззаботно. Он был убежден, что среди солдат не найдется ни одного, кто поднял бы на него оружие. Нападения он не боялся — надеялся на своего скакуна и еще больше на свой меч.

Когда совсем стемнело, Ирина заснула; Эпафродит запретил шуметь в доме, а сам зашагал по перистилю, обдумывая план побега.

Темная-темная ночь накрыла Константинополь. Тонкой нитью светился фонтан в перистиле, совсем неприметный сейчас, если б не журчание воды. Вдруг перед Эпафродитом возникла фигура евнуха Спиридиона.

Грек испугался и обрадовался одновременно.

— Веди меня, господин, в свою самую укромную комнату, речь идет о жизни, о жизни!

Они проворно скрылись за толстыми занавесями в тесной комнатке.

— Говори, Спиридион! С чем пришел?

— С новостями, Эпафродит! Только помни, сегодня ночью я рискую своей головой! И все-таки я пришел, потому что почитаю тебя как второго императора!

— Не виляй! Говори прямо!

— Утром будет объявлен новый закон, двор уже знает о нем и даже готовится к пиру, потому что его придумала императрица. Великое пиршество в ее честь состоится во дворце!

— А о чем этот новый закон?

— Шелк становится монополией с завтрашнего дня, господин! А у тебя есть шелк, я уверен — есть. Теперь ты знаешь все, но моя голова… если я потеряю ее…

Ни один мускул не дрогнул на

лице Эпафродита.

— Спасибо за весть. Пользы мне от нее немного, шелк мой почти целиком распродан, а корабль с новой партией еще в море. Но я все равно награжу тебя. Погоди!

Когда он возвратился, рука евнуха дрогнула под тяжестью кошелька со статерами и номисмами.

— Твоя весть того не стоит. Но возьми это и в дальнейшем сообщай мне обо всем, что узнаешь об Ирине и об Истоке. За это я благодарю тебя.

Евнух принялся клясться всеми святыми, что он готов обмануть самое августу, чтоб только услужить Эпафродиту. Крепко прижав кошель к груди, он, согнувшись, с опаской проскользнул через перистиль и закутался в темную, поношенную одежду бедного раба, чтоб не вызвать подозрений роскошным костюмом.

«Итак, теперь ты целишься в меня, продажная тварь! Монополия на шелк означает смерть Эпафродита, у которого этого добра много. И тебе захотелось понежить свое утомленное развратом тело на тонкой индийской ткани. Что ж, сразимся! Я принимаю бой, как ты того хочешь! Возможно, ты одолеешь меня! Но морские волны поглотят шелк прежде, чем хоть один лоскут попадет в твои руки. Ты не получишь его!»

Эпафродит расхаживал по мозаичному полу, что-то бормотал про себя, проклиная Феодору, пока в его голове не созрел четкий план, который он собирался осуществить этой же ночью, дабы царские соглядатаи не смогли обнаружить у него ни единого лоскутка шелка.

Раб возвестил, что кто-то снова желает говорить с ним. Недовольным тоном грек велел пригласить его.

Маленькая фигурка в одежде рабыни проскользнула между белыми колоннами. Темнота не помешала Эпафродиту узнать ее.

— Чего ты хочешь? — обеспокоенно спросил он.

— Я Кирила!

Рабыня встала перед ним на колени и сложила на груди руки.

— Что случилось? Или уже заговорили об Ирине?

— До сих пор никто не спрашивал! Но сегодня собирается весь двор, и августа особо пригласила Ирину. Как мне сохранить тайну?

— Никто не может заставить больную идти на пир!

— А если императрица пошлет кого-нибудь в комнату? Или придет сама?

— Запри дверь, сядь возле и говори, что входить никому нельзя. Ирина нуждается в покое.

— Я так и сделаю, господин, но боюсь, они войдут силой.

— Тогда сразу же беги сюда. А сейчас ступай, и поскорее!

Когда она ушла, по-прежнему закутавшись в свою одежду, Эпафродит нервно зашагал по перистилю.

— Началось. Спектакль осложняется. Если мне хоть на секунду изменит разум, мы погибли!

Он позвал Мельхиора.

— Иди в ткацкую, останови станки и разбери их. Весь шелк несите на барку; выбери самых сильных рабов и самых надежных матросов. К полуночи склады должны быть пусты и барка должна отчалить. На острове Хиосе ждите дальнейших распоряжений; их привезет быстроходный парусник. Возьми с собой побольше оружия, ты пойдешь на барке; отчаливайте тихо, без сигналов. Ступай!

Мельхиор остолбенел, и Эпафродиту пришлось еще раз все сначала повторить ему.

Сотни рук мгновенно принялись за дело, тихо, без шума исчезал шелк из складов, тяжкие свертки утопали в чреве большого корабля.