Славянский меч(Роман)
Шрифт:
Греку чуть не изменило мужество. И хотя духом он был молод, как юноша, старое тело его ощутило тяжесть взятого на себя бремени. Он почти пожалел, что вступил в опасную игру, в которой можно лишиться всего. Смерти он не боялся, он опасался бесчестия и самой мысли о том, что блестящая жизнь, полная богатства и уважения, может закончиться позором, что он будет раздавлен этой дьявольской гиеной. Ему необходимо было посоветоваться с Истоком. Как бы ни был он сейчас занят, он должен оставить службу, прийти к нему. Пусть он скажет своим славинам и готам, чтоб
Он черканул на лоскуте папируса несколько строк и решил отправить в казарму за магистром педитум самого быстрого всадника с просьбой к Истоку как можно скорее приехать домой. На коня, известного на ипподроме своей резвостью, вскочил столь же резвый араб, лучший наездник.
Эпафродит приказал ему не щадить коня, проехать весь лагерь от казармы к казарме, найти Истока и немедленно привести его.
Привратник схватился за скобу, распахнул тяжелую створку ворот, конь поднялся на дыбы, нетерпеливо грызя удила. Но тут доски задрожали под тяжелыми ударами.
«Исток», — подумал Эпафродит.
Ворота раскрылись, сверкнул золотой шлем. Грека охватила радость. Однако за первым шлемом появился второй, третий. Истока не было. Офицер, пришедший во главе палатинцев, спросил Эпафродита.
— Говори, он стоит перед тобой! — хмуро представился торговец.
— Светлейший начальник палатинской гвардии, магистр эквитум Асбад спрашивает твою милость, нет ли здесь славина Ориона-Истока?
— Передай, что я сам ожидаю его и ищу. Вот гонец с письмом к нему, чтоб он поскорее вернулся домой, ибо к нему приехал отец.
Эпафродит выдернул свой папирус из-за пояса у гонца и протянул его офицеру.
— Читай!
Пробежав письмо, офицер вернул его.
— Значит, он сбежал, неблагодарный варвар! Шестеро славинов исчезли сегодня ночью, покинув караул в Большом дворце. Погоня выступила за ними. Но разве его поймаешь!
Эпафродиту показалось, будто под ним дрогнул мраморный пол. Он собрал всю свою волю, чтобы скрыть впечатление, которое произвело на него страшное известие.
С мукой он повторил вслед за офицером:
— Значит, он сбежал, неблагодарный варвар!..
— Благодарю тебя за известие. Тем не менее разреши двоим воинам остаться у ворот, а двоим пойти к морю, к пристани. Так приказал Асбад, магистр эквитум, по высочайшему распоряжению святого деспота!
— Изволь!
Офицер отдал честь, выбрал четырех солдат и расставил их. Забрав остальных, он ушел докладывать Асбаду.
В перистиле Эпафродит присел на каменную скамью. Голова его упала на грудь, страшная пустота охватила душу, на миг он совсем растерялся и лишь повторял, прерывисто вздыхая:
— Исток, Исток, что ты наделал? Бедная Ирина! О неверный Исток…
Получи он весть о том, что разбился корабль, что разбойники захватили караван, что он проиграл на ипподроме мешки золота, — омрачилось бы его чело, но он бы не пал духом. Он продолжал бы идти на риск и с еще большей энергией принялся бы за дело.
Но
Стариком овладело безразличие; охотнее всего он написал бы завещание, отдал бы все Ирине, а сам принял яд.
Эта мысль встряхнула его.
Он вскочил на ноги.
— Нет, никогда, не хочу! Пусть весь мир полонен сатаной, я не отступлю. Все заново! Эпафродит побежден? Нет. Тело мое вы можете победить, дух никогда!
Быстрыми шагами направился он в сад к Ирине.
Она сидела под пинией возле журчащего ручейка. Кирила плела венок из цветов.
— Светлейшая госпожа, ты нежна, как молодая лилия, но твоя душа предназначена для скорби. Не пугайся!
— Говори, мой благодетель! Страдания разрывают мне душу. Я готова.
— Офицер принес весть о том, что Исток скрылся.
— Слава Иисусу, он спасен!
— Дитя, ты одна в этом мире способна так любить. Он бежал без тебя, неблагодарный! Он покинул тебя, позабыл! О, ты добрый ангел!
— Погибло мое счастье, но он спасен. Я предчувствовала беду. Но ангелы хранили его и спасли. Да сопутствует ему Христос в пути!
Окаменев, стоял Эпафродит перед Ириной. Такой любви он не понимал. Он видел, как она побледнела, как бурно вздымалась ее грудь, он слышал стук ее сердца. Но ни одного недоброго слова не сорвалось с ее губ, для Истока она пожертвовала своим счастьем.
— А если сейчас придет Асбад, чтоб увести тебя, светлый ангел?
— Он не найдет меня, потому что я ухожу. Мне было страшно до сих пор оттого, что Исток пропал, и я обмирала при мысли о том, что ты придешь и скажешь: он убит, он погиб. Теперь я радуюсь его спасению…
Ирина встала, дрожа как осиновый лист на ветру. Верная Кирила поддержала ее.
— Идем, Кирила, моя единственная, прочь от могил, где зарыто мое счастье. Он спасен, он покинул меня, потому что был вынужден, но он никогда не забудет меня. Моя вера в него безгранична. Идем, господь не оставит нас.
Она сделала шаг, колени ее подгибались.
— Ты не в силах идти, дочь моя! Боль огромна, и тело твое слабо. Куда ты пойдешь?
— Домой, в Топер, к дяде. Побираясь, дойдем мы с Кирилой до дома, убогие сироты, и господь, пославший ангела проводить Товия, будет сопутствовать и нам, покинутым и несчастным. Моя надежда крепка.
— Ты не можешь так идти! Я дам тебе экипаж, самый лучший свой экипаж и надежную охрану.
— Велика твоя доброта!
— Мала для тебя, мой ангел! Идите пешком к Адрианопольским воротам! За ними вас будет ожидать экипаж. Я пошлю самого скорого возницу и охрану. В Фессалонике у меня есть дела. Вы доберетесь до Топера безопасно и удобно.