След человеческий (сборник)
Шрифт:
Декретов Лобзиков больше не сочинял. Но под нарядами на подводы и под расписками в получении фуража неизменно подписывался полным титулом: комиссар конного двора Лобзиков…
Летом в Муроме вспыхнул контрреволюционный мятеж. Отголоском отозвался он и в ближнем к рабочему поселку торговом селе Алексеевке. Там кулаки-богатеи зверски убили председателя и секретаря комитета бедноты, повесили солдата-большевика Чемерева и объявили свержение Советской власти. В поселке был создан отряд особого назначения для борьбы с алексеевскими мятежниками. Командиром отряда Совдеп назначил самого Зотова. Из слободки, где жили Песковы, в отряд
— А тебя командиром обозного взвода назначим, — сказал ему Зотов.
— Я по здоровью не подхожу, — ответил Лобзиков. — Меня и от германской-то с белым билетом освободили.
— Эх ты, якобинец, — насмешливо сказал Бережков.
— Ну что ж, слабодушные в этом деле только помеха. Стало быть, без тебя обойдемся, — решил Зотов.
Отряд ушел на рассвете и вернулся через два дня. С мятежниками в Алексеевке было покончено. Арестованных главарей доставили в ревтрибунал. Среди них оказалась уже известная поселку пропагандистка Наташа. Но без боя там не обошлось. У мятежников были винтовки и даже три пулемета. Сопротивлялись они отчаянно, и в схватке погибло трое поселковых: сам командир Зотов, помощник провизора Семен Давыдович Маленький и Шурка Лаврентьев. Убитых привезли на подводе, покрытой красным полотнищем. Похоронили их в братской могиле, недалеко от Совдепа, на открытом берегу озера. Это были первые революционные похороны — без попа, с духовым оркестром, с пением: «Вы жертвою пали…» Прощальное слово над могилой говорил военком Бережков.
Вскоре после того Лобзикова уволили из комиссаров конного двора, и он опять стал конторщиком на прядильной фабрике.
Как сложилась его судьба в дальнейшем, Сергей Ильич не знал, да и не думал о том. Сам он в 1925 году уехал из поселка учиться на рабфак в губернский город и с тех пор больше уже не бывал в рабочем поселке. Лобзиков же, конечно, не помнил тогдашнего мальчика Сережу Пескова.
И вот теперь, усохший, сморщенный, бывший комиссар конного двора сидел рядом с ним на одной скамейке.
— Вы что же, на пенсии? — поинтересовался Песков.
— Шестьдесят два рубля получаю, — ответил старик. — Мне, конечно, персоналку бы надо. Все-таки первым комиссаром транспорта был…
Он замолчал, будто углубившись в воспоминания. Может быть, теперь ему казалось, что он и в самом деле плечом к плечу стоял с такими сокрушителями старого строя, каким был тот же Михайло Зотов. А может, не погасшее тщеславие и зависть — опять вот не признают! — терзали его.
Сурово помолчав, он вдруг спросил:
— Который час-то теперь?
— Без четверти четыре, — ответил Сергей Ильич, взглянув на часы.
— Пойду. Пора кефир пить. За здоровьем следить приходится. — И в пояснение добавил — Смолоду в огне революции не берегли себя… Теперь на организме все сказывается…
Лобзиков встал и пошел, опираясь на суковатую палку, шаркая почти не гнущимися ногами в стоптанных рыжих сандалиях.
След человеческий
На Казанском вокзале Сергей Лобасов неожиданно встретился с Дымцом. Невысокий, подбористый блондин, одетый с аккуратностью, которая отличает эстрадных конферансье или метрдотелей, Дымец первым заметил и окликнул Лобасова. Они знали друг друга давно, со студенческих лет, когда оба учились
В институте Дымец заметно выделялся общественной бойкостью, выступал почти на каждом студенческом собрании, чаще других представительствовал на городских конференциях, — словом, и тогда уже был на виду. После окончания института он уехал на периферию и некоторое время работал там, но не по педагогической линии, а на разных выборных должностях, потом перебрался в Москву и занимал теперь какой-то пост в Министерстве культуры.
— А ты все пописываешь? — спросил он Лобасова и тут же сам подтвердил: — Читаю, читаю. Но по-дружески должен заметить — мелковато по жанру. Пора на большие полотна переходить. Попробовал бы себя в драматургии. Ведь театры-то воют, ставить нечего, репертуарный пауперизм…
Узнав, что Лобасов собрался ехать в Залесье, Дымец искренне удивился.
— Зачем?
— Да вот, захотелось написать о маленьком городе, как и чем он живет.
— Ерунда. Никакого материала, созвучного современности, там не найдешь. Я ведь в этом Залесье полтора года секретарем райкома работал, едва-едва вырвался. Перспектив — никаких, болота кругом. Ну о чем ты напишешь? Поехал бы лучше куда-нибудь на новостройку да написал бы целую книгу. Это тебе не очеркишко.
— Нет, — отвечал Лобасов. — У меня уже и командировка в кармане.
— Поторопился. Чутья не хватило. Впрочем, дело твое, поезжай, желаю успеха, — сказал Дымец. — А на будущее — звони. В совете и помощи не откажу. Давай-ка, запиши мои позывные. — Он продиктовал Лобасову номер служебного телефона и подал руку: — Бывай!
…Первые впечатления подтверждали не очень-то лестную характеристику Залесья, которую Лобасов услышал от Дымца.
Маленький городок ютился среди лесов и болот. С областным центром его связывала узкоколейная ветка.
На станции Лобасов спросил, как пройти в гостиницу.
— Гостиницы у нас нет, — сказали ему. — Вы идите прямо до базарной площади, а там увидите Дом приезжих.
Он пошел.
Ночью был дождь, и улицы еще не просохли. Низенькие деревянные домики жались друг к дружке, как мокрые нахохлившиеся воробьи.
В Доме приезжих Лобасова встретил дежурный, он же и сторож, кривой старик, объявивший, что заведующая ушла в исполком и будет только после обеда.
— А места свободные есть?
— Как не быть? — удивился старик. — Это вот, ежели бы вы в утиный сезон приехали, тогда, конечно, ручаться нельзя. В утиный сезон к нам и из Москвы, и из Рязани, и бог знать откуль стрелки наезжают. Когда которые и в коридоре ночуют. А теперь-то как не быть свободного места — хошь койку занимай, хошь номер, ежели средства позволяют. Номер у нас по рубль восемь гривен в сутки идет.
Лобасов занял номер — отдельную комнатку.
— Кипяточку не требуется? — спросил сторож. — У меня чайник на плитке стоит.
По давней привычке к разъездной жизни Лобасов запасался в дорогу и чаем, и сахаром, и кое-какой едой. Сейчас он решил, что выпить чайку как раз кстати.
— Может, и вы попьете со мной за компанию, — предложил он дежурному.
— Испью, — согласился старик.
Он принес чайник и чашки, а Лобасов выложил свои припасы: булку, сыр, ветчину.
Стали пить чай. Лобасов пригласил старика угощаться закусками. Сторож ткнул жестким, согнутым пальцем в ветчину и сказал: