След: Философия. История. Современность
Шрифт:
И надо ли забывать о том, что человек, сложивший гимн демократической цивилизации под названием «Конец истории», носит имя Фрэнсис Фукуяма? А «яма» по-японски значит гора.
Конец Золушки
Гибель принцессы Дианы и все за этим последовавшее — большое, конечно, событие, еще раз и чрезвычайно выразительно продемонстрировавшее основные черты нашего времени, нашего демократического века. Это был в некотором роде триумф демократии — если, конечно, можно говорить о триумфах в связи с такими трагическими событиями. Но есть такое ходовое выражение в английском языке — триумф и трагедия; так назвал один из томов своих военных мемуаров Черчилль. Это словосочетание вызывает ассоциации скорее античные — что-то связанное с роком. Тютчев вспоминается,
Недостатков в положительных ответах нет. Вот что писала, например, Джули Бёрчхилл — комментатор английской газеты «Гардиан»:
Мы знаем нескольких Диан — добросердечную, стильную, исполняющую долг. Конечно, во всех этих обликах она была самой собой — настоящей Дианой. Но мы не заметили другой великой Дианы — Дианы Разрушительницы. Это была самая мощная в Англии защитница республиканского дела со времен Кромвеля. И великой республиканкой она была потому, что самим своим явлением показала бессмысленность идеи о людях, предназначенных править от рождения. Она позволила разглядеть в Виндзорском дворце то, что он и есть на деле: тупой неповоротливый динозавр, пачкающий мир своими надменностью и невежеством.
Атака на королевскую семью велась — да и до сих пор ведется — повсеместная и безжалостная. Та же Джули Бёрчхилл писала:
Конечно, ее жизнь была сказкой, написанной по сценарию братьев Гримм, — вариант Золушки, которая, однако, попала во дворец не в награду за свою красоту и добродетель, а в наказание за них.
Напомню: это пишет англичанка, жительница страны, сохранившей и уважающей институт монархии. Представить королевскую семью скопищем сказочных монстров — это, конечно, о многом говорит в современном умонастроении англичан — о сдвигах в их умонастроении и эмоциях. Совсем недавний, уже после похорон Дианы, опрос показал, что пятьдесят три процента англичан хотят, чтобы королева Елизавета покинула престол в течение ближайших трех лет. Это еще не отказ от монархии как таковой — просто желание видеть на троне сына Дианы Уильяма: на него проецируются чувства, испытываемые массами к Диане.
Не случайно появление нового термина — народная принцесса. Плакальщики (а в основном плакальщицы) говорят, что Диана продемонстрировала свою идентичность с людьми: она такая же, как все. Этот сюжет уже вызвал несколько иронических комментариев — ничего себе, как все! — но все же его нужно рассматривать скорее серьезно, здесь есть тема. Процитирую еще одну английскую журналистку — Барбару Эмиел из газеты «Дейли телеграф»:
Она пыталась, и не без успеха, создать параллельный двор, в котором нашла бы реализацию ее жажда общественного служения. Желая охранить свою личную жизнь от взоров публики, она в то же время получала удовольствие от стиля, культивируемого голливудскими звездами: драматические любовные связи, публичные слезы и публичные же признания.
Это чрезвычайно важный пункт. Вот что пишет об этом очень серьезный американский колумнист Джордж Уилл:
Можно сказать, что принцесса Диана умерла на некоем перекрестке: между архаическим институтом монархии и современным складом умов, полагающим, что сохранение от глаз публики личной жизни является вызовом демократии и что общество имеет право знать все, что кажется ему интересным. Кажется, она понимала, что вся ее жизнь была одним непрерывным цирковым трюком — сохранением неустойчивого равновесия между требованиями традиционного королевского достоинства и стилем современных демократических королей и королев — знаменитостей, сотворенных масс-медией.
Вот этот последний стиль предполагает, сильнее — требует выставления на публику всяческого интима. Здесь начинается современная психология и философия — поделиться чувствами, показать людям, что ты такой же. Людям это нравится. Тогда они прощают вам вашу близость к королям или ваши миллионы. Бисер, которым
Эндриа Пейзер писала в «Нью-Йорк пост»:
Последнее, на что я надеюсь, — на то, что Чарлз — человек, продемонстрировавший всему миру свою змеиную холодность, — чему-то научится на примере Дианиной смерти. Для него есть только единственный путь искупления его идиотической жизни — сделать что-то, полностью выходящее за привычные рамки, например, жениться на Камилле Паркер-Боулс. Он любит эту женщину и изменил с ней своей жене. Может быть, для Чарлза настало время вырасти, освободиться от материнских пут и последовать своему сердцу. Это было бы истинным обновлением британской монархии.
Но Эндриа Пейзер, как сама она сказала, не сильно надеется на такую метаморфозу. Поэтому вывод она делает такой:
Может быть, настало время пересмотреть вопрос о монархии, этом обанкротившемся институте, давно уже не имеющем реальной политической власти, но удушающем в своих змеиных объятьях всех, кто попадает в его орбиту. Почему англичане должны терпеть подобное поведение этого монстра?
Эндриа Пейзер — американка, но и англичане, как мы уже видели, испытывают сходные чувства. Основная их претензия к королевскому двору: он не только всячески портил жизнь Диане, но и не проявил достаточно теплых чувств при известии о ее трагической смерти. Это — всеобщая реакция. Именно по этой причине вдруг возник вопрос об анахронизме института английской монархии.
Вывод в общем едва ли не однозначный: Диана — хорошая, едва ли не святая, а Букингемский дворец — змеиная яма. Потому что Диана не скрывала перед миром своих чувств и переживаний, а королевская семья открыто их не демонстрирует. И только поэтому.
Согласитесь, что здесь что-то не так: о каких-то пустяках люди говорят (не смерть Дианы, конечно, пустяк, а вот эти разговоры и реакции).
Объясняя этот феномен, нью-йоркский психотерапевт Шина Ханкин сказала в интервью радио «Свобода»:
Диана — знаменитость, а мы живем во времена культа знаменитостей. Мы сами создаем идолов, хотим знать о них как можно больше. Диана сама избрала жизнь знаменитости, ей нравилось быть в центре внимания. Но она вместе со славой несла в себе нечто трагическое, причем выставляла это напоказ. В наше время много говорят о ценности семьи, потому что семья перестала быть ценной. Она распалась на матерей-одиночек, на брошенных детей. Мужчины разучились быть мужьями и отцами, а женщины — женами. Чтобы завоевать популярность, политики и актеры заявляют о своем трудном детстве. Даже президент Клинтон любит упоминать об отчиме-алкоголике. Теперь в моде страдание, публичное покаяние, слезы раскаяния на экране крупным планом. Англичане буквально заставили королеву и принца Чарлза показать миру слезы. Раньше публика требовала, чтобы сильные мира сего были сильными, не как все, выше толпы, а теперь требуют, чтобы они проявляли слабость, были как все. Диана казалась человеком, заботящимся обо всех: о бездомных, о сиротах, о больных СПИДом. Но одновременно люди с удовольствием подглядывали за своей любимицей в замочную скважину, следили за ее бурными любовными связями. А любовники-то ее были ничтожествами. И нам становилось жаль Диану еще больше. Мы жалели Диану, малообразованную Золушку, ставшую принцессой, но оказавшуюся не в своей тарелке и взбунтовавшуюся. Бунт ее был самым настоящим нервным срывом. Она несомненно нуждалась в помощи психотерапевта, была человеком явно неуравновешенным. Поэтому постоянно искала любви, а в любви этой самоутверждения. Влюбившись, звонила предмету своей страсти по пятьдесят раз в день.
В христианской традиции принято делать из покаявшихся грешников святых, а раскаявшегося грешника ценить выше праведника. Поэтому политические лидеры и прочие знаменитости с такой легкостью грешат, а мы им прощаем. Умерла мать Тереза, действительно святая женщина. Но разве можно сравнить скорбь мира по ней с реакцией на смерть Дианы?