След кроманьонца
Шрифт:
— Ну, хорошо, а чего он драться-то полез?
— Кто его знает! Пойди, сам спроси! Давай лучше… Хочешь?
— Хочу, хочу, но мне интересно…
— Во дурак-то!
Женька подобрал своих куропаток и вошел в дом, оставив на берегу озадаченную и недовольную Хану. Он пробрался к месту, где сидел калека, отпихнул ногой в сторону груду сколков и опустился на корточки:
— Если будешь драться, Кар, я сразу убью тебя. Если будешь говорить, я дам тебе еду, — Женька показал ему куропаток. — Говори, и, может быть, ты будешь жить еще долго. Ваши люди не скоро уйдут отсюда.
— Это еще почему,
— Что «почему»? Почему не уйдут? А потому, что ваших охотников прогнали от мяса. Я видел: они уже разожгли костер, но появилось много других людей, и им пришлось уйти.
— Каких других?! Здесь никого нет… не было…
— Откуда я знаю? Их было много!
— А как же…
— Э, нет! Сначала ты мне расскажешь, почему полез драться, а потом уже я тебе про мамонта. Говори, или я ударю тебя!
Женька сначала почувствовал какой-то новый неприятный запах, а потом уже понял, что собеседник не слушает его, а напряженно смотрит в сторону входа. Он хотел оглянуться, но вовремя спохватился и сначала отодвинулся подальше — как бы калека опять не взбрыкнул.
По замусоренному земляному полу в их сторону кто-то полз — именно от него исходил такой запах. Грязное мускулистое тело пришельца было кое-где прикрыто обрывками шкур, а голова представляла собой черный ком из волос и спекшейся крови. Человек двигался на одних руках — изодранных, исцарапанных, но, вероятно, еще очень сильных. Его ноги безжизненно волочились сзади. Он хрипло, с присвистом дышал и целенаправленно продвигался туда, где сидел Кар. По углам шепталась и хихикала малышня. Человек полз, пока не добрался до кучки битых куропаток, оставленных Женькой. Он ухватил рукой ближайшую птицу и, лежа на боку, принялся рвать ее зубами и заталкивать в рот куски вместе с перьями.
Оторвав взгляд от жуткого зрелища, Женька посмотрел по сторонам. До него наконец дошел смысл слов, которые шептали вокруг: «Дах вернулся!»
«Дах… Победитель мамонта. Живой-таки! Но у него, кажется, серьезно поврежден позвоночник. Вот уж кто точно больше не встанет! Но странно как-то ведет себя местная детвора. Где они все были раньше? Почему никто не прибежал, не сказал, что поблизости появился раненый вождь?»
Женька стал всматриваться в чумазые детские мордашки и вдруг понял, угадал с одного раза, где они все были! И ему… Даже ему стало не по себе: «Они просто все убежали смотреть, как он ползет! И смотрели, наверное, целый день: хорошо, если камнями в него не бросали!»
Человек на полу хрустел и давился птичьими костями, детишки шушукались. Вскоре их маленькая толпа выдавила из себя то ли самого смелого, то ли самого покорного:
— А если схватит?
— Не, не схватит! Ты палкой, палкой!
Дах управился с птицей, выплюнул перья и потянулся за следующей. Парнишка веточкой отодвинул тушку подальше, и черная рука ухватила пустоту. Ребята захихикали. Дах захрипел и попытался подползти ближе — куропатку опять отодвинули…
Детскому восторгу не было предела: они смеялись, прыгали через раненого, соревновались, кто ближе рискнет подойти — так что вот-вот схватит! Дах хрипел, пытался приподняться, опираясь на одну руку, а другой схватить…
Это продолжалось долго, очень долго. А потом веселье разом прекратилось.
Он подошел и ногой перевернул раненого на спину. Дах перестал хрипеть, неприятный запах усилился. А Рам улыбнулся и медленно поднял дубинку.
— Что ты делаешь, гад?! — дернулся Женька, но вовремя вспомнил, где он находится, и осекся. Рам услышал, но не отреагировал. Потом, сделав свое дело, он чуть задержался у выхода и посмотрел на чужака, что-то решая для себя.
«Уйду, сразу уйду! Вот поговорю с Каром и сразу уйду! Ну вас всех к черту… с Ханой вместе!» — думал Женька, усиленно пытаясь подавить, затолкать поглубже воспоминания из собственного детства.
— У вас теперь новый вожак, Кар?
— Новый.
— Этот будет лучше или хуже?
Калека поднял лицо и осклабился — все ясно.
— Я хотел помочь тебе, а ты полез драться. Говори — почему? Что такого тебе рассказывал Скан?
— Ты знаешь про Скана? Ладно. Он говорил, что когда-то давно пришел чужак. Вожак почему-то не убил его. Он жил с нами. Долго жил. От него люди стали плохими…
Для того, что пытался объяснить каменных дел мастер настырному гостю, в его языке явно не хватало слов. Но угроза физической расправы была реальной, пожить еще очень хотелось, и он говорил, говорил…
Он говорил, и Женька в конце концов что-то понял — кажется, понял. Сколько-то лет назад — больше, чем длится здесь жизнь человека — в племени (или что тут у них такое?) появился некий человек. Он как-то сумел столковаться с вождем и занять свое место в обществе — не слишком высоко и не очень низко. Он был хорошим охотником, но часто совершал странные поступки, вел себя неправильно. Те, кто долго находился рядом с ним, тоже становились странными. Жизнь племени стала не такой, какой должна была быть. Хуже или лучше? Не такой, не правильной, и все стало не так. В конце концов его то ли убили, то ли прогнали, то ли он ушел сам. Но неправильность оставалась еще долго. Какое-то время потом люди сразу убивали чужих и тех, кто живет, поступает ненормально. Постепенно все наладилось. Потом забыли.
— Ну, хватит, не напрягайся! — сжалился наконец слушатель. — Я уже понял больше половины. А на меня-то ты почему набросился?
В своем вымученном ответе Кар употребил выражение, которое не разделяло реальное действие и его обозначение:
— Ты сказал — сделал, как он.
— М-да-а-а, — Женька почесал затылок. — Что, и следа от этого чужака не осталось?
— След? — калека недобро улыбнулся. — След, Может быть, еще остался! Но, кажется, уже последний. Вон там, сбоку от входа. Можешь посмотреть, раз такой любопытный.
Наученный горьким опытом, Женька предусмотрительно подобрал тушку последней куропатки и стал пробираться в указанное место. Там в темноте копошились дети. При его приближении они исчезли, чтобы сразу же начать шептаться у него за спиной. Он наугад поворошил рукой груду обрывков шкур и старой сухой травы. Под ней кто-то был, и пришлось придвинуться ближе, чтобы рассмотреть.
Ребенок или подросток. Обтянутое кожей лицо, глубоко запавшие глаза, воспаленные веки: истощение. Очень сильное. Но дышит.