След крови
Шрифт:
Джон помолчал.
— Рэчел? — переспросил он. — По-видимому, и имя совпадает?
— Нет, имя другое.
Джон наградил ее сочувствующим взглядом.
— Она, по крайнем мере, знает, что ее удочерили?
— Честно говоря, нет. Я спрашивала ее, существует ли подобная вероятность, но она ответила отрицательно. — Мадлен повернулась к Джону. — Но многие родители не признаются детям, что усыновили их. Это происходит сплошь и рядом.
— Послушай, моя дорогая… — Он схватил Мадлен за руки и легонько встряхнул, требуя от нее полного внимания. — Ты только что сказала, что твою дочь удочерили, когда ей было
— Что мне делать? — воскликнула она. — Ничего ей не говорить? Или спросить?
Мадлен чувствовала, что еще чуть-чуть, и она расплачется. Джон обнял ее за плечи.
— А Невилл? Ты ему говорила?
— Нет, пока не говорила, — ответила Мадлен. — Я рассчитывала сегодня вернуться в Лондон… если нам удастся отсюда выбраться. Но его все равно нет дома. Они с Элизабет на майские праздники всегда стараются уехать из страны.
Джон с трудом встал.
— Пошли, и ты расскажешь мне все от начала и до конца. — Он протянул Мадлен руку и помог подняться.
Они продолжили прогулку по тропинке. Мадлен была благодарна Джону за возможность снять груз с души. Она не могла упрекнуть его в равнодушии, но он был слишком ошеломлен, чтобы давать советы. Кроме того, у него не было детей и он не имел представления о психологических последствиях усыновления. И все же он крепко, как любящий брат, обнимал Мадлен за плечи.
Вскоре тропинка привела их в хвойный лес. Туман, затерявшись среди деревьев, рассеялся так же быстро, как и опустился. Никто из них не хотел признаться, что устал и продрог, что в горле пересохло. Спустя час они наконец выбрались на дорогу. Растерявшись, они стояли на распутье, когда Мадлен, оглянувшись, увидела большой зеленый знак «Лесное хозяйство». Она вчера проезжала эту развилку, направляясь к дому Джона.
— Уф! Слава богу! — Джон нагнулся и уперся руками в колени. — Хоть какой-то опознавательный знак. Осталось всего километра три.
Еще издали они увидели Ангуса, который стоял посреди дороги, явно обеспокоенный.
— Где, черт побери, вас носило? — закричал он, когда они приблизились. — Вы знаете, сколько времени? Я уже несколько часов топчусь на краю болот и зову вас. Реву как мул, томящийся от любви.
— Это все она виновата, — ответил Джон, махнув в сторону Мадлен. — Она выбирала дорогу.
— Ну ты и нахал! — не успокаивался Ангус. — Тебя следовало бы выпороть! Я весь испереживался.
— Ангус, не будь занудой. Мы заблудились. Честно.
— А где твой дурацкий мобильный?
— Я не могу постоянно сидеть у твоих ног и ждать приказаний.
Мадлен отошла, чтобы не слышать набирающей обороты семейной ссоры.
— Ты куда? — крикнул ей вслед Джон.
— Думаю, мне лучше собрать вещи и уехать. Мне нужно в Лондон.
— Не сходи с ума. Сейчас все возвращаются в город. На автострадах сплошные пробки. Там полно ошалевших водителей. Очереди…
— Довольно, Джон! — гневно прервал его Ангус и ткнул коротким толстым пальцем в Мадлен. — Сперва холодный душ и сытный обед, мадам, а потом вам лучше свалить отсюда.
На колени к Мадлен вскочил Брут, йоркширский терьер. Она уже много
— Ты похудела, Мадлен, — угрюмо замелила Элизабет. — Я тебе уже не раз говорила, что после сорока женщина должна сделать выбор: или лицо, или фигура. — Она махнула рукой в сторону кухни. — Сделать тебе бутерброд?
— Перестань суетиться! — резко прервал ее Невилл. — Не хочет она никакого бутерброда.
Мадлен удивленно взглянула на отца: не в его правилах так сухо разговаривать с Элизабет.
— Эй, Невилл, у меня у самой есть язык.
— Принеси малышке выпить, — приказал он. — Вот что ей действительно необходимо.
— Ну, не знаю… — запротестовала Мадлен. — Не забывай, я за рулем, мне еще возвращаться в Бат.
— Ну и что? Ты же останешься на обед. — Он поднял палец, как будто вспомнив о чем-то. — Что ты теперь больше любишь?
Мадлен вздохнула и повернулась к Элизабет.
— Большую порцию водки с капелькой тоника. Спасибо.
Элизабет могла похвастать отменным здоровьем и выглядела намного моложе, чем на свои пятьдесят два. Полноватая фигура являлась доказательством ее мудрости, на лице — ни морщинки.
Они сидели на четвертом этаже, в большой, со вкусом отделанной гостиной в квартире Невилла и Элизабет на Понт-стрит. Через высокие окна солнце заливало комнату ярким светом. Шпиль церкви Св. Колумбана украшал вид, открывающийся из окон. С противоположной стороны был виден «Хар-родз». Последняя выставка принесла Невиллу достаточно денег, чтобы купить целый особняк в центре Лондона, но они с Элизабет были счастливы в своей квартире, где прожили более двадцати лет. Невиллу, с его снобизмом, нравился сам адрес. По его убеждению, уже одним этим было все сказано: уважаемый, знаменитый и очень богатый джентльмен. Он настолько упивался собственным величием, что так и не понял, почему адрес заставил отвернуться от него старых друзей из лондонской богемы. Он все списывал на их неприкрытую зависть и болезненное самолюбие.
Мадлен ерзала на диване, поглаживая замшевые подушки. Ей не терпелось выплеснуть все, с чем она сюда пришла. Ее так и подмывало начать разговор, но она чувствовала, что момент пока неподходящий. Она нетерпеливо оглянулась, не идет ли Элизабет. Сколько нужно времени, чтобы налить пару бокалов?
— Над чем ты сейчас работаешь? — поинтересовалась она, чтобы заполнить паузу.
Дородная фигура Невилла заполняла собой кресло, разработанное датским дизайнером; буйная грива седых волос поблескивала в солнечном свете, льющемся из окон.
— Я наслаждаюсь заслуженным отдыхом, — ответил он, поглаживая бородку с подчеркнутым безразличием. — Я решил дать себе время подумать, что делать дальше. Может, займусь керамикой.
Мадлен удивленно уставилась на отца и рассмеялась.
— Керамикой?
Повисло напряженное молчание. Мадлен взглянула на Элизабет, которая появилась наконец с бокалами на подносе. Она подмигнула падчерице, как будто подавая ей сигнал, но Мадлен не поняла.
— Опять я узнаю последней?
— А с чего бы я стал с тобой советоваться? — вспылил Невилл. — Ты же не настоящий художник, ты всего-навсего нянчишься с психами.