След нумизмата
Шрифт:
– - Ладно, открывай номер, показывай, -- прервал Обухов словоизлияния старика, кивая головой в сторону двери.
Тот с готовностью принялся отпирать номер. Навстречу приставу пахнула душная волна застоявшегося воздуха. Сычин забил в своем заведении все форточки, дабы жильцы зря не выстуживали помещение, а то ведь дрова в столице ой как недешевы!
Расторопный коридорный притащил подсвечник, Сычин сам взял его в руки и шагнул вперед. За порогом он сразу отошел в сторону, пропуская квартального. Тот сделал два шага вперед и, уже не сходя с места, начал осматриваться.
То, что лежащий на кровати был студентом, пристав понял и по стопке книг на столе, чернильнице, паре нещадно раздрызганных гусиных перьев. Но Обухов все-таки спросил:
– - Покойный числился студентом?
– - Так точно-с!
– - ответил Сычин, по привычке кланяясь при этом.
– - Кто его обнаружил первым?
– - Истопник Федор. Пришел топить "голландку", а тут закрыто. Я ему ключ дал, он открыл номер, вот-с...
– - Сычин показал рукой на кровать.
– - Позови-ка его, -- велел квартальный.
Поставив канделябр на стол, Сычин удалился, а полицейский начал рассматривать мертвеца. Тот лежал на спине, наполовину прикрытый одеялом, да еще с накинутым сверху клетчатым пледом. Левая рука покойного свешивалась с кровати, рот остался открытым, так же как и глаза. Белое, бескровное лицо студента выражало явную муку. На подбородке и серой наволочке тощей подушки остались пятна засохшей крови.
Нагнувшись, пристав осмотрел открытую шею мертвеца, затем перевел взгляд на грязную нательную рубаху студента. Тем временем Сычин вернулся с невысоким, коренастым мужиком, густо заросшим плотной черной порослью в виде окладистой бороды и лохматой прически под горшок.
– - Ты первый нашел его?
– - спросил Обухов строго, но спокойно.
– - Я, я, стало быть, -- мужик неуклюже пригибался, словно порываясь поклониться в пояс, в руках все время мял вытертый заячий треух.
– - С соседнего нумера жаловаться стали, дама одна. Печка у них одна на два номера, а уж три дня не топлено.
– - Ничего здесь не трогал?
– - Нет, как можно? Только дрова вот положил, все одно ведь потом топить придется, -- мужик ткнул треухом в охапку дров рядом с "голландкой".
Обухов несколько секунд пристально смотрел на истопника, тот не выдержал и отвел взгляд. В этом квартальный не усмотрел ничего особенного, хуже, если бы было наоборот.
"Деревенщина, -- решил он.
– - Недавно в столице".
– - Когда прибыл в Санкт-Петербург?
– - спросил он.
– - На Ильин день, -- все так же неуклюже кланяясь, ответил мужик.
– Отпущен барином своим, князем Оболенским на заработки. Пашпорт у хозяина.
Квартальный удовлетворенно
– - Ну смотри мне, ежели соврал! Иди.
Мужик, сразу вспотев в нетопленой комнате, торопливо выскользнул за дверь. И тут же Жмыхов, неподвижной глыбой застывший в дверном проеме, пробасил:
– - Дохтур прибыл.
– - А, вовремя.
Вскоре в тесную каморку протиснулся невысокий, круглый, как снеговик, человек с колобкообразной лысой головой.
– - Допрое утро, Михаил Львович, -- заговорил он, сразу обнаружив явный немецкий акцент.
– - Доброе утро, Карл Францевич.
– - Што случился?
– - Вот, мертвое тело. Скорее всего чахоточный, но посмотрите сами.
Обухов уступил свое место у кровати судебному медику, а сам долго рассматривал письменный стол. Проворный Сычин уже принес листок бумаги для составления протокола, новые перья. Но не это занимало полицейского. Кроме стопки книг, кувшина с водой, тарелки, на столе не обозначилось ни крошки хлеба.
– - Сколько он не платил за постой?
– - спросил Обухов вившегося вокруг него вьюном Сычина.
– - Месяц. Все, говорил, прислать должны, да никак.
– - Кашлял ?
– - Да, сильно.
"Едут со всей России в столицу без надлежащего дохода, а потом мрут как мухи от голода да чахотки. Этот тоже, видно, из этих новых, разночинцев."
– - Вы абсолютно прафы, любезный Михаил Львович. Именно чахотка, туберкулез, -- медик со значительным видом поднял вверх указательный палец.
– - Ну что ж, -- Обухов обернулся к Жмыхову.
– - Дроги прибыли?
– - Так точно-с!
– - Зови, пусть забирают, а нам с Карлом Францевичем еще надо протокол писать.
Когда все формальности были исполнены и медик отбыл, Сычин неожиданно вкрадчивым тоном обратился к сидевшему за столом квартальному:
– - Ваше превосходительство, имею до вас одно конфиденциальное дело.
Обухов медленно поднял на него взгляд, брови его удивленно поднялись вверх. Жмыхов ушел, сопровождая труп, в номере они остались одни.
– - Ну, говори.
– - Видите ли, господин квартальный надзиратель, -- зачастил старичок, -- в двенадцатом номере у меня второй месяц проживает одна дама, некая Соболевская, как она говорит, имеет дело до казенных инстанций. Судя по одежде, дама среднего достатка, а тут, чувствуется, совсем поиздержалась. Я вчера пришел к ней с разговором -- платите, дескать, или выселяйтесь. Она в слезы, нету у ней средств, а потом дает мне вот это и предлагает купить.
Сычин порылся у себя в жилетном кармане и протянул Обухову большую монету, судя по цвету и размеру, рубль. Но поднеся ее к глазам, пристав с удивлением увидел незнакомый ему профиль, а затем прочел и надпись по кругу.
– - Вот видите, какое чудо, -- Сычин все суетился, все говорил.
– - Я спрашиваю ее, что, дескать, это такое, а она твердит свое: больших денег эта монета стоит. Я бы, говорит, сама ее продала, да не знаю кому. А тут еще занедужила, ноги болят, сил хватает только по канцеляриям ходить...