След «Семи Звезд»

Чернецов Андрей

Мама прижимает дочку к себе, гладит по волосам, нежно целует. Ее любовь исцеляет все синяки и недуги – ведь нет лучшего лекарства, чем материнская любовь – бескорыстная, вечная и осязаемая…

– Варенька, что с тобой, доча?! Варя…

Мама то удаляется, то приближается, трогает ее измученное тело, пытается манипулировать им…

– Мама, мне больно… мама…

– Варя! – странным басом хрипит мама. – Варя, это я, очнись!

Еще один легонький удар по разукрашенному лицу привел девушку в себя.

– Варя! Это я,

Вадим! Попытайся пошевелиться, если ты меня слышишь.

Озерская тихо приходила в себя, интуитивно чувствуя, что самое страшное уже позади. Но тело ее ныло, и двигаться не было сил.

Она слегка приподнялась и попыталась сконцентрировать взгляд на солнечных бликах, игравших на полу, где без малейших признаков жизни распластался профессор – голова его лежала в кровавой луже.

Вадим чувствовал себя, как в вязком дужном тумане, и иногда ему казалось, что лежащее на полу тело раздваивается, как будто темный дух пытается покинуть недавно принадлежащую ему плоть.

– Конец, – прошептала Варвара.

Она оперлась спиной на стену. Ее колотило нервной дрожью, дыхание сбилось, по лицу, распухшему как от пчелиных укусов, тек холодный пот, смешиваясь с кровью. Душа ее саднила, а тело, судя по ощущениям, требовало капитального ремонта…

Но все уже позади… Вопреки логике, можно сказать чудом, они победили и выжили, остановив, быть может, неведомое зло. А главное, самый любимый и дорогой человек сейчас находился рядом: живой и почти здоровый.

Эпилог. Начало и конец

Москва, три месяца спустя…

– И все равно мы сделали правильно, – молвила Варя, улыбнувшись.

Вадим не ответил, он лишь внимательно глядел на девушку. Шрамов на лице и в уголках рта не видно, разве только если приглядеться. И белоснежные зубы сияют – как-никак на них пошла самая лучшая металлокерамика за шесть тысяч долларов, подсунутых Толстуновым, а основную работу сделали в медцентре того чудо-доктора, который был когда-то спасен Вадимом от тюрьмы и позора (разумеется, бесплатно).

– Жаль Книгу конечно. Но так было надо… – Варвара, похоже, искренне пребывала в убеждении, что им удалось отразить угрозу возвращения на Землю Древних Богов или тех, кого таковыми считали.

Савельев вновь промолчал, лишь кивнув. Сам он в подобные сказки не верил. Но книге, описывающей способы превращения обычных людей в беспощадных и почти неуязвимых убийц, и в самом деле лучше исчезнуть из мира.

– Да, ты права, – ответил наконец.

Журналистка доверчиво прижалась к его плечу, и темные волосы рассыпались по новенькому погону с двумя большими звездами.

Так или иначе, самое странное и жуткое на его памяти дело успешно завершено, принеся не только внеочередное звание, но и, как он все чаще думал, кое-что еще.

…Стрельцов, как ни странно, остался жив – может быть, неведомая сила, которой он служил, защитила его: пуля Вадима, войдя в глазницу, лишь раздробила висок и прошла навылет, едва задев мозг. И сейчас он лежал в лучшей горбольнице Вологды,

подключенный к аппарату искусственного дыхания, пребывая в глубокой коме, и как говорили врачи, почти без надежд на выздоровление. Так что, к каким бы тайнам профессор ни оказался причастен, тайны эти навсегда останутся при нем…

Зато многое прояснил Куницын.

Рассказал, как вышел на «Книгу Семизвездья» через стукачек – двух юных учениц и по совместительству – наложниц покойного Монго, прихваченных в свое время на курении марихуаны. Как позвонил магу и сообщил, что у него есть недостающая часть книги, явился к нему с чемоданом – будто бы с самолета, и, достав оттуда пресловутый «бюксфлинт», купленный в позапрошлом году в Калининграде, всадил в не успевшего ничего понять мага оба заряда. А потом, изъяв книгу, увидел на столе несколько недавно купленных магом кинжалов, загнал их в еще теплый труп, инсценировав ритуальное убийство, да еще и учинил небольшой погром в доме.

Как, подслушав телефонный разговор Вадима с Гроссманом, явился к антиквару, и тот без колебаний впустил к себе немолодого благообразного человека с милицейским удостоверением. Потом заколол одним ударом ничего не подозревающего хозяина и впустил в дом Расулова (он же – паладин Гекаты, Мрачный) – непревзойденного искателя тайников, которого, кстати, тоже сосватал в свое время на службу Стрельцову.

Как, наконец, получив приказ Серебровского – принять на время поездки в Вологду дела у Вадима – понял, что к чему и рванул за ним следом. Не скрыл он даже и того, как помог сектантам «пасти» беглецов по мобильнику, используя свою власть служителя закона.

Но вот о поклонниках Древней Тьмы, о том – есть ли они еще где и в каких городах, о своей роли в секте, о том, что же такое дали ему те силы, которым он служил, Куницын не сказал ни слова.

– Я работал на Стрельцова за деньги, – твердил он на допросах.

А через месяц с небольшим он лег спать в одиночной камере «Матросской Тишины» и не проснулся. Вскрытие показало смерть от остановки сердца. Это казалось странным, ведь Куницын никогда не сердце не жаловался и вообще отличался неплохим здоровьем, о чем свидетельствовали и многолетние записи в его служебной медкарте. Но всякое бывает…

Не раз и не два Вадим писал подробные рапорты – Серебровскому, в прокуратуру московскую и вологодскую, отвечал на вопросы отдела внутренних расследований, и даже почему-то – двух майоров из ФСО.

Варю тоже допрашивали, но всего раза два, а потом почему-то оставили в покое – может, просто не захотели связываться с прессой.

Все довольно быстро как-то завершилось, и ему вдруг дали внеочередное звание.

Но сейчас Савельев думал не об этом. Он вновь вспомнил те минуты в доме, когда, охваченный странным безразличием, наблюдал за Варей, торопливо разводящей огонь в камине, как кладет она поверх пылающих дров и тряпья ту самую книгу – древнюю «Книгу Семизвездья», таившую великие тайны и, возможно, способную открыть людям путь к непредставимому могуществу… Или погубить их, высвободив неведомый ужас.