След в океане

Городницкий Александр Моисеевич

1976 г.

НИС «Дмитрий Менделеев».

Тасманово море у берегов Австралии

ЖЕНА ФРАНЦУЗСКОГО ПОСЛА

Мне не Тани снятся и не Гали, Не поля родные, не леса, В Сенегале, братцы, в Сенегале, Я такие видел чудеса! Ах, не слабы, братцы, ах, не слабы, Плеск волны, мерцание весла, Крокодилы, пальмы, баобабы И жена французского посла. Хоть французский я не понимаю, И она по-русски — ни фига, Как высока грудь ее нагая, Как нага высокая нога! Не нужны теперь другие бабы, Всю мне душу Африка свела: Крокодилы, пальмы, баобабы, И жена французского посла. Дорогие братья и сестрицы, Что такое сделалось со мной? Все мне сон один и тот же снится — Широкоэкранный и цветной. И в жару, и в стужу, и в ненастье Все сжигает он меня дотла. В нем постель, распахнутая

настежь, И жена французского посла.

1970 г.

Дакар

ПОНТА ДЕЛЬГАДА

В городе Понта Дельгада Нет магазинов роскошных, Гор синеватые глыбы Тают в окрестном тумане. В городе Понта Дельгада Девочка смотрит в окошко, Красной огромною рыбой Солнце плывет в океане. В городе Понта Дельгада, Там, где сегодня пишу я, Плющ дон-жуаном зеленым Одолевает балконы. Трели выводит цикада, Улицы лезут по склонам, Явственен в уличном шуме Цокот медлительный конный. Спят под лесами вулканы, Как беспокойные дети. Подняли жесткие канны Красные свечи соцветий. Ах, это все существует Вот уже восемь столетий — Юбки метут мостовую, Трогает жалюзи ветер. Если опять я устану От ежедневной погони, Сон мне приснится знакомый, Ночи короткой награда: Хлопают черные ставни, Цокают звонкие кони В городе Понта Дельгада, В городе Понта Дельгада.

1977 г.

Азорские острова, о. Сен-Мигель

ЭГЕЙСКОЕ МОРЕ

Остров Хиос, остров Самос, остров Родос… Я немало поскитался по волнам. Отчего же я испытываю робость, Прикасаясь к вашим древним именам? Возвращая позабывшиеся годы, От Невы моей за тридевять земель, Нас качают ваши ласковые воды, — Человечества цветная колыбель. Пусть на суше, где призывно пахнут травы, Ждут опасности по десять раз на дню! — Черный парус, что означить должен траур, Белым парусом на мачте заменю. Трудно веровать в единственного Бога, — Прогневится и тебя прогонит прочь. На Олимпе же — богов бессмертных много, — Кто-нибудь да согласится нам помочь. Что нам Азия, что тесная Европа, — Мало проку в коммунальных теремах! Успокоится с другими Пенелопа, Позабудет про папашу Телемак. И плывем мы, беззаботны, как герои, Не жалеющие в жизни ничего, Мимо Сциллы и Харибды, мимо Трои, Мимо детства моего и твоего.

1984 г.

Эгейское море. Судно «Витязь»

ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН

Тучи светлый листок у луны на мерцающем диске. Вдоль по лунной дорожке неспешно кораблик плывет. Я плыву на восток голубым океаном Индийским, Вдоль тропических бархатных благословенных широт. Пусть, напомнив про дом, догоняют меня телеграммы, Пусть за дальним столом обо мне вспоминают друзья. Если в доме моем разыграется новая драма, В этой драме, наверно, не буду участвовать я. Луч локатора сонный кружится на темном экране. От тебя в стороне и от собственной жизни вдали, Я плыву, невесомый, в Индийском ночном океане, Навсегда оторвавшись от скованной стужей земли. Завтра в сумраке алом поднимется солнце на осте, До тебя донося обо мне запоздалую весть. Здесь жемчужин навалом, как в песне Индийского гостя, И алмазов в пещерах, конечно же, тоже не счесть. Пусть в последний мой час не гремит надо мной канонада, Пусть потом новоселы мое обживают жилье, Я живу только раз, мне бессмертия даром не надо, Потому что бессмертие — то же, что небытие. Жаль, подруга моя, что тебе я не сделался близким. Слез напрасно не трать — позабудешь меня без труда. Ты представь, будто я голубым океаном Индийским Уплываю опять в никуда, в никуда, в никуда…

1984 г.

Индийский океан

СПАСИБО, ЧТО ПЕТЬ РАЗРЕШИЛИ

Спасибо, что петь разрешили, Спасибо, спасибо. Мы все в синяках и ушибах, Нам петь — не по силам. Мы все на дороге к погосту, В долгах и болезнях. Оставьте свое эпигонство — Оно бесполезно. Спасибо, что петь разрешили, Спасибо, спасибо. Мы стали седы и плешивы, И смотрим спесиво. Поют о другом иноверцы С других пьедесталов. Состарился голос, и сердце Устало, устало. Спасибо, что петь разрешили, Спасибо, спасибо. Мы не были непогрешимы, Но благ не просили. От мест отгремевшего боя, Где нет обелиска, Мы песни уносим с собою Не близко, не близко. Спасибо, что петь разрешили, Но чуточку поздно, В январской заснеженной шири Светло и морозно. Надолго ли нынче на свете Погода такая? А песня кружится, как ветер, Смолкая, смолкая.

1987 г.

Москва

ЧИСТЫЕ

ПРУДЫ

А. Наль

Все, что будет со мной, знаю я наперед, Не ищу я себе провожатых. А на Чистых прудах лебедь белый плывет, Отвлекая вагоновожатых. На бульварных скамейках галдит малышня, На бульварных скамейках разлуки. Ты забудь про меня, ты забудь про меня, Не заламывай тонкие руки. Я смеюсь пузырем на осеннем дожде. Надо мной — городское движенье. Всё круги по воде, всё круги по воде Разгоняют мое отраженье. Все, чем стал я на этой земле знаменит — Темень губ твоих, горестно сжатых… А на Чистых прудах лед коньками звенит, Отвлекая вагоновожатых.

1963 г.

Сев. Атлантика

ПЕРЕДЕЛКИНО

Л. Либединской

Позабудьте свои городские привычки, — В шуме улиц капель не слышна. Отложите дела — и скорей к электричке: В Переделкино входит весна. Там зеленые воды в канавах проснулись, Снег последний к оврагам приник. На фанерных дощечках названия улиц — Как заглавия давние книг. Там, тропинкой бредя, задеваешь щекою Паутины беззвучную нить. И лежит Пастернак над закатным покоем, И веселая церковь звонит. А в безлюдных садах и на улицах мглистых Над дыханием влажной земли Молча жгут сторожа прошлогодние листья — Миновавшей весны корабли. И на даче пустой, где не хочешь, а пей-ка Непонятные горькие сны, Заскрипит в темноте под ногами ступенька, И Светлов подмигнет со стены. И поверить нельзя невозможности Бога В ранний час, когда верба красна. И на заячьих лапках, как в сердце — тревога, В Переделкино входит весна.

1964 г.

Переделкино

НОВЕЛЛЕ МАТВЕЕВОЙ

А над Москвою небо невесомое. В снегу деревья с головы до пят. И у Ваганькова трамваи сонные Как лошади усталые стоят. Встречаемый сварливою соседкою, Вхожу к тебе, досаду затая. Мне не гнездом покажется, а клеткою Несолнечная комната твоя. А ты поешь беспомощно и тоненько, И, в мире проживающий ином, Я с твоего пытаюсь подоконника Дельфинию увидеть за окном. Слова, как листья, яркие и ломкие Кружатся, опадая с высоты, А за окном твоим — заводы громкие И тихие могильные кресты. Но суеты постылой переулочной Идешь ты мимо, царственно слепа. Далекий путь твой до ближайшей булочной Таинственен, как горная тропа. А над Москвою небо невесомое. В снегу деревья с головы до пят. И у Ваганькова трамваи сонные Как лошади усталые стоят.

1963 г.

Москва

ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО

На Ваганьковом горят сухие листья. Купола блестят на солнце — больно глазу. Приходи сюда и молча помолись ты. Даже если не молился ты ни разу. Облаков плывет небесная отара Над сторожкой милицейскою унылой, И застыла одинокая гитара, Как собака над хозяйскою могилой. Ветви черные раскачивают ветры Над прозрачной неподвижною водою, И ушедшие безвременно поэты Улыбаются улыбкой молодою. Их земля теперь связала воедино, Опоила их, как водкою, дурманом. Запах вянущих цветов и запах дыма — Все проходит в этом мире безымянном. На Ваганьковом горят сухие листья. За стеной звонит трамвай из дальней дали. Приходи сюда и молча помолись ты — Это осень наступает не твоя ли?

1980 г.

Москва

ПАМЯТИ ЮРИЯ ВИЗБОРА

Нам с годами ближе Станут эти песни, Каждая их строчка Будет дорога… Снова чьи-то лыжи Греются у печки, На плато полночном Снежная пурга. Что же, неужели Прожит век недлинный? С этим примириться Все же не могу. Как мы песни пели В доме на Неглинной И на летнем чистом Волжском берегу! Мы болезни лечим, Мы не верим в бредни, В суматохе буден Тянем день за днем. Но тому не легче, Кто уйдет последним — Ведь заплакать будет Некому о нем. Нас не вспомнят в избранном Мы писали плохо… Нет печальней участи Первых петухов. Вместе с Юрой Визбором Кончилась эпоха — Время нашей юности. Песен и стихов. Нам с годами ближе Станут эти песни. Каждая их строчка Будет дорога… Снова чьи-то лыжи Греются у печки, На плато полночном Снежная пурга.