След зомби
Шрифт:
Ирина тихо всхлипнула, как человек, которого держали за горло, а потом отпустили. Прошла в угол, открыла шкафчик и выставила на стол бутылку виски.
«Вот как это у нас делается… — подумал Игорь. — Бедная ты марионетка. Но пристрелить ты меня хотела по собственной инициативе. Почуяла, что я опасен для здешней идиллии. Хорошо же тебе мозги зафачил господин Хайнеман. Выдрессировал лучше, чем покойницу Берту».
— Тебе налить? — спросила Ирина дружелюбно, словно Игорь ей ничего обидного не говорил.
— Потом, — сказал Игорь. — Давно вы вместе?
— Пять лет. Я здесь на стажировке была. Слушай, а это правда,
— Угу.
— Как нехорошо получилось, да? Только приехал и заболел. И откуда у него такое нервное истощение?.. А Игорь не разрешает позвать терапевта, говорит, и так справимся.
— Да, все нормально. — Игорю вдруг захотелось поскорее уйти, и он заторопился к выходу.
— Обед через двадцать минут, — сказала Ирина ему вслед.
Игорь выскочил на крыльцо, тяжело дыша. Волков по-прежнему сидел в шезлонге. И улыбался. Игорь сжал кулаки, подошел к нему и сел напротив. Ему невыносимо хотелось что-то сделать. Что-нибудь ужасное. Например, убить Волкова, погрузить Вестгейта и девушку в машину и рвануть проселочными дорогами в ближайший аэропорт. Угнать самолет — и в Россию. А там Безопасность, она не выдаст.
Не так уж и безнадежно выглядел этот план, если бы не одно «но». Игорь хорошо знал, как опасно поднимать руку на форсированного экстрасенса. Даже в мыслях. И даже ему, Игорю Бойко, мысли которого форсированный сенс читать не может. Последнее он наконец-то установил совершенно точно.
— Так все-таки, — спросил Игорь, — что там было двадцать лет назад?
— Что? — удивился Волков.
— Почему вы тогда ушли со Службы? Вы уже подозревали, что она замышляет?
— А-а… — сказал Волков. — Вот ты о чем. У меня не было другого выхода. Ты ведь из Спецотдела, ты должен знать, кто я.
— Кстати, вам низкий поклон от Королева.
— А, этот тупица… Помню, как же. Так вот, когда я почувствовал свое истинное предназначение, я был поначалу неосторожен. И тогдашнему Папе, редкостному подлецу, немедленно донесли, что я не такой, как все. Он вызвал меня и приказал сотрудничать в новом качестве. Такая жуткая грязь — внутренняя слежка и кодирование сотрудников. Конечно, я отказался. Во-первых, я тогда еще этого не умел. А во-вторых, это в любом случае не соответствовало моим представлениям о совести и чести. Он настаивал, я пытался что-то ему объяснить… И тут увидел, почувствовал, что с того момента, как я сказал «нет», нормальной жизни у меня не будет. Впереди был шантаж, причем очень жестокий. Я увидел это совершенно ясно. Тогда я оттолкнул этого человека и ушел…
— Он умер от рака через год, — вставил Игорь.
— Знаю. Он меня разозлил. А на следующий день ко мне явился этот дьявол, нынешний Папа, который тогда ходил еще в «шестерках». И он сказал мне открытым текстом, что теперь любое мое неосторожное движение плохо кончится для твоей мамы и для тебя. Ты меня понимаешь?
Игорь задумчиво кивнул. Волков уже снял давление — видимо, догадался, что у Игоря частичный иммунитет к энергетическому воздействию. С ним действовали только самые грубые методы, такие, как откачка энергии, например. Или агрессивная блокировка сознания. То, что несколькими днями раньше делал бородатый черт в московском дворе. И пару часов назад — сам Волков.
А сейчас Волков нагло врал. Их общий тезка, нынешний Папа, двадцать лет назад просто не мог сказать Волкову ничего
— Что мне оставалось делать? — сказал Волков с неподдельной горечью. То ли он искренне верил в свою ложь, то ли хорошо играл. — Я понимал, что от меня теперь не отстанут. Я поговорил с твоей мамой… Конечно, ей было нелегко все это принять, но я ее убедил. И ушел. Долго скитался по разным странам. А десять лет назад осел вот здесь. Организовал свою жизнь так, что меня никто не мог взять за живое. И уже сам диктовал условия тем, кто готов был хорошо заплатить за мои услуги…
— …и на прошлой неделе взломал блокировку одному пожилому шведу, — закончил Игорь за него.
Волков снисходительно рассмеялся.
— Ты и представить себе не можешь, как долго готовилась эта операция, — сказал он. — Несколько лет жизни я положил на то, чтобы восстановить баланс сил в мире. Все западные психотехнологии разработаны по моей подсказке. Всему, что умеют эти тупоголовые европейцы, их научил я. И если бы не грамотно спланированное противодействие, Служба проглотила бы весь мир и не поперхнулась бы.
— Ну, у вас не все прошло гладко. Вы надеялись перевербовать агентов Службы, а их пришлось отстреливать. Сколько людей погибло? Сто? Двести? Тысяча?
— Три с половиной тысячи, — сказал Волков гордо. — Иначе было нельзя, ты же понимаешь. На войне как на войне.
— Тьфу! — Игорь отвернулся и полез за сигаретами.
— Такая вот судьба, — сообщил Волков. — Всю жизнь я только и делаю, что защищаю людей от опасностей, которых они не видят. Знаешь, как это тяжело — видеть то, чего не видят другие? Ты даже не догадываешься, какое это одиночество.
Игорь прокусил сигаретный фильтр насквозь. На Службе Волков работал в группе стратегического планирования. Ни от каких опасностей он там никого не защищал. Его темой была перспективная геополитика. А одиночкой он был от природы. Высокомерным одиночкой с мессианским комплексом. И когда мессия ощутил в себе божественный дар…
— Но я заботился о тех, кто был мне близок, — продолжал вещать наместник бога на земле. — Наталкиваясь иногда на глухую стену непонимания…
— Расскажите об этом Игорю Александру Вестгейту, — посоветовал Игорь.
— Я же говорю, — Волков печально вздохнул, — ты совершенно не в курсе, а уже готов меня обвинить во всех смертных грехах. Просто за то, что я не такой, как все. Стыдно, Игорь. Очень стыдно.
— А ни разу в жизни не поинтересоваться, как там себя чувствует на чужбине родная кровь, — не стыдно?
— Это была поистине трагическая история, — сказал Волков, пропуская обвинение мимо ушей. — Его мать была в меня безумно влюблена. И я очень долго не мог с ней расстаться. Я чувствовал ответственность, понимаешь? Но и продолжать жить вместе нам тоже было нельзя. У нее начинала развиваться душевная болезнь, и этого никто, кроме меня, почему-то не замечал. И я никак не мог придумать, что же делать. А потом меня осенило. Точнее, она сама подала идею. А я понял, что именно в этом будет ее спасение. И все оказалось именно так, как я предполагал. Материнство купировало ее паранойю на начальной стадии. Во всяком случае, на время. Не знаю, как она сейчас. Но видишь, Алекс вырос нормальным. Значит, все в порядке. Получилось как нельзя лучше.