Следователь, Демон и Колдун
Шрифт:
– Хм... А она может не подозревать, что является жертвой Другой инвазии?
– Конечно. – Откуда-то сверху донёсся голос Артура (призрак выбрался из Орба, но сделаться видимым не потрудился). – Оборотень тоже ведь не подозревает до поры, а уж хост существа посерьёзнее… Сильный Другой вообще может делать с носителем всё, что угодно, а затем просто отредактирует память. Да что там память! – он и само восприятие реальности отредактирует. Ну, к примеру, уничтожит все летящие в носителя пули, а потом внушит, что так и надо.
– Иными словами, вы считаете...
– Ничего я не считаю. У меня недостаточно
– Я категорически отказываюсь!
– От чего конкретно?
– От того, что вы только что придумали! Я не дам в себя стрелять! Даже из самых лучших побуждений!
– Так я не буду по жизненно важным органам. А потом всё равно всё починю... Да ладно, Фигаро, не кипятитесь. Вы же меня знаете. Не стану я по вам палить.
– Слава Горнему Эфиру и всем могуществам Его!
– ...У меня пистолета нет. А вот Френн – другое дело. Господин инквизитор, вы не могли бы...
– Бабахнуть Фигаро в плечо? Да не вопрос. Но потом. Он меня пока что недостаточно морально умучил.
– Вот спасибо! Уж не знаю, как вас и благодарить, господин Френн!
– Ну что вы, Фигаро! Вы же знаете, что на меня всегда можно положиться.
...Маленькая решетчатая коробочка под потолком, которую следователь поначалу принял за вентиляционное отверстие, издала гнусавый мяукающий звук, изрыгнула серию электрических щелчков, и рявкнула голосом в котором с трудом можно было различить голос командира «Шипастых дубин» Анны Гром:
– Все – на площадку! Последний смотр и инструктаж перед походом. Господ Фигаро и Френна это тоже касается. Господин Метлби может не покидать каюты. На сборы пять минут. Анна, отбой.
– Ого. – Артур, наконец, проявившись, подлетел к говорящей коробочке и постучал по ней пальцем. – Внутренний интерком. Удобная штука, особенно на такой огромной махине... Ладно, вы, господа, валите наружу, а то эта барышня, кем бы она ни была, ждать не любит. И прихватите шапки и шарфы – погода портится.
Погода, действительно, портилась: небо заволокло серой подвижной гущей низких туч, и из этой гущи то и дело срывался ветер – пока бесснежный, но уже холодный и противный, точно невидимый Другой там, по ту сторону неба, брезгливо шлёпал собравшихся наплощадке людей по щекам: а куда собрались? А ну быстро по домам, тля мелкая! Быстро темнело, и выцветшие от времени зелёные палатки полевой кухни и бараков казались ещё более выцветшими и понурыми.
На решетчатой мачте, пронзительно скрипевшей на ветру всеми своими заржавленными сочленениями, включили мощный дуговой прожектор, и тени гвардейцев выстроившихся в две шеренги перед громадой танка-трактора стазу стали чёрными, густыми, и какими-то самостоятельными, точно у каждого гвардейца появился рядом долговязый чёрный денщик, всегда готовый «наподхват». Это создавало иллюзию, что на заледеневшей площадке враскоряку стоит не три десятка, а, минимум, сотня гвардейцев, и иллюзия эта грела душу, придавая сил.
Фигаро даже закурил; как человек служивый он понимал, что, несмотря на видимость
– Так! – крикнула Анна, повернувшись на каблуках к «Дубинам», – А ну, слушай сюда! Тут, судя по докладам с погодных станций, идёт такая буря, что и Кальдеру заметёт к чёртовой бабушке. Но мы, если будем двигаться в темпе, можем из этой бури выскочить к полуночи. Механики, что скажете? Получится?
Интересно: гвардейцы не встали навытяжку, не отдавали салют и не занимались прочей парадно-показательной ерундой. Они просто отложили свои дела и внимательно, очень внимательно слушали своего командира. Следователь не знал, были ли это внутренние порядки «Дубин», а, может, и всей Гвардии, но происходящее ему нравилось. Никаких затянутых в золото квадратных генералов, толкающих речи перед строем, никаких лишних телодвижений, показушности, позолоты. Френн как-то рассказывал, что примерно такие же порядки и в Ударном Отряде; теперь Фигаро лицезрел подобное воочию. Здесь порядок достигался не муштрой, а накрепко сбитой слаженностью и пониманием очень простой, по сути, вещи: либо безоговорочное мгновенное подчинение старшему на уровне инстинктивного доверия, либо...
Фолк, с которым инквизитор со следователем уже успели познакомиться, поднял руку в замасленной краге, и прокричал, перекрикивая усиливающийся ветер:
– Получится, командир! Все железяки работают, цеховой дедка напоен-накормлен, дизель залили с алхимическими присадками от загустевания, уголь, ежели что, тоже есть. Если за час выдвинемся, то к полуночи уже будем на Оврагах, а там до прямой дороги на Рогатую рукой подать. Нам снег не то чтобы вот прям помеха, но вы правы: ехать лучше не в метель. А то влетим в какую пропасть, так и не вытащит никто.
– Портак! Что по оружейке?
Долговязый гвардеец подбородок и щёки которого терялись в зарослях чёрной бородищи, а лоб и брови – под тяжёлой медвежьей шапкой с достоинством отдал честь, и, прокашлявшись, кивнул через плечо в сторону тёмной громадины «Мамонта».
– Пулемёты готовы. В лентах железо заговорённое через пять, остальное железо обычное. Экстренный боеприпас: железо на крови плюс зажигательные. Миномёты – по два ящика «банок» на каждый, да по три ящика обычных «хвостатых». Огнемёты – и бортовые и ручные...
– Так, стоп. – Анна махнула рукой. – Я не просила перечислять весь список. Мне нужно знать, что всё готово. Но, с учётом того, куда мы направляемся, я надеюсь, Портак, что у тебя заготовлено несколько штучек позабористее.
– А как же. – Долговязый хрипло закеркал вороной. – И не одна штучка, командир, уж не волнуйтесь. Даже кой-чего из экспериментального.
– Да ну? – Брови Анны взлетели вверх. – Никак сам Швайка расщедрился?
– Куды там. – Портак махнул рукой, грустно потрясая бородищей. – С него дождёшься. Не, я сам со склада упёр. Ежели что, то сам виноват и буду, ну да ничего, не впервой. Швайка отходчивый.