Следователи Петра Великого
Шрифт:
Будучи осведомлены о прибытии в Азовскую губернию Ивана Чебышева, челобитчики просили поручить разбирательство дела именно ему (именуя при этом Ивана Самойловича «розыщиком» [55] ). Сенат удовлетворил ходатайство ряжских солдат в полном объеме. Согласно уже упоминавшемуся сенатскому указу от 18 июня 1715 года И. С. Чебышеву поручалось не только проверить обстоятельства дела, но и вынести по нему судебное (!) решение.
Вторым заявлением явилось пространное доношение, направленное в Сенат дьяконом соборной церкви города Корочи Лазарем Лофицким {259} . В доношении содержались обвинения корочанского
55
Уникальное народное прозвание главы следственной канцелярии первой четверти ХУП1 века.
В частности, заявитель привел сведения о получении Иваном Тевяшевым взяток с 66 (!) лиц, причем сопряженных с вымогательством {260} . Доноситель утверждал также, что сотнику оказывали покровительство полковник Острогожского полка И. И. Тевяшев и сам вице-губернатор Степан Колычев. 27 июля 1715 года Правительствующий сенат указал направить доношение Л. Лофицкого для проверки гвардии капитану И. С. Чебышеву {261} .
Следственная канцелярия Ивана Чебышева не имела постоянной дислокации, функционируя попеременно то в Воронеже, то в Тамбове. Кроме того, на период одного-двух месяцев она располагалась также в Козлове [56] и в Ельце. В последний год своего существования канцелярия размещалась в Москве.
56
Ныне город Мичуринск, административный центр одноименного района Тамбовской области.
Аппарат канцелярии состоял из нескольких канцелярских служащих во главе с дьяком Василием Калининым, откомандированным в распоряжение И. С. Чебышева из Московской губернской канцелярии{262}. Кроме того, Иван Чебышев нередко временно мобилизовывал в следственную канцелярию и местных «приказных служителей». Один из них — Семен Ремезов (прежде трудившийся в комиссии по демаркации новой границы с Турцией) — отработал в канцелярии Ивана Самойловича до самого ее закрытия{263}.
Судя по документам, введенным к настоящему времени в научный оборот, Иван Чебышев повел следствие с размахом и без всякой оглядки на руководство губернии. Воспользовавшись присутствием в регионе присланного из Санкт-Петербурга следователя, местные жители принялись напрямую обращаться к нему с заявлениями как о злоупотреблениях азовских администраторов, так и неправосудности вынесенных ими судебных решений.
В итоге следственная канцелярия Ивана Чебышева стала наводить буквально трепет на попавших в поле ее зрения администраторов. Как явствует из позднейшего документа, дошло до того, что оказавшийся в 1715 году под следствием по обвинению в должностных преступлениях елецкий подьячий Данила Данилов, опасаясь изобличения еще и в совершенном им умышленном убийстве, покончил с собой{264}.
Подобная независимая позиция следственной канцелярии не могла не вызвать противодействия со стороны губернских властей. Непосредственно управлявший Азовской губернией вице-губернатор Степан Колычев обратился с жалобами на действия Ивана Самойловича в Правительствующий сенат и к входившему в ближайшее окружение Петра I номинальному руководителю губернии генерал-губернатору Ф. М. Апраксину {265} . В посланиях генерал-губернатору Степан Андреевич обвинил И. С. Чебышева, в частности, в том, что он оказался под влиянием местных дворян Ремезовых, которые провоцировали в регионе «всякие
57
Судя по всему, одним из этих Ремезовых был уже упоминавшийся Семен Ремезов, привлеченный И. С. Чебышевым в качестве канцелярского служащего.
Реакция Ф. М. Апраксина достоверно неизвестна (хотя какие-то действия он, несомненно, предпринял, ведь генерал-губернатор всячески покровительствовал Степану Колычеву). А вот Сенат откликнулся на обращение С. А. Колычева изданием указа от 12 марта 1716 года, согласно которому Ивану Самойловичу предписывалось «розыск чинить о тех делех, для чего он послан… а в другие росправные дела не вступать»{267}. Иными словами, И. С. Чебышеву было воспрещено самостоятельно возбуждать уголовные дела.
Учитывая активность Ивана Чебышева в разоблачении криминальных деяний азовских администраторов, можно предположить, что гвардии капитан взялся собирать компрометирующие материалы и на вице-губернатора С. А. Колычева. В любом случае расследовать дело в отношении вице-губернатора И. С. Чебышеву не довелось. По решению Петра I уголовное дело Степана Колычева было направлено в производство следственной канцелярии гвардии майора С. А. Салтыкова, учрежденной 9 декабря 1717 года (о ней речь пойдет ниже).
Между тем, руководя следственной канцелярией, Иван Чебышев сам оказался под следствием. Причем по обвинению в совершении особо тяжкого государственного преступления. Началось с того, что 30 марта 1718 года дезертир, бывший драгун Великолуцкого полка Андрей Полибин, находясь в «колодничьей палате» [58] Преображенского приказа, подал письменный «извет» [59] на двух руководителей следственных канцелярий — гвардии поручика князя М. Я. Лобанова-Ростовского и гвардии капитана И. С. Чебышева {268} .
58
Место содержания под стражей подследственных и подсудимых, прообраз современного СИЗО.
59
Заявление о совершении или подготовке к совершению государственного преступления.
Содержание извета было неординарным. А. Полибин объявил, что Михаил Лобанов-Ростовский и Иван Чебышев замышляли убийство (!) Петра I, которое планировали совершить в Москве, во время «потехи» на Царицыном лугу 1 декабря 1717 года. Будучи допрошен 31 марта и 9 апреля 1718 года, бывший драгун подтвердил содержание извета. В качестве источников информации Андрей Полибин сослался на разговор между Иваном Самойловичем и князем Михаилом Яковлевичем, который он подслушал во время пребывания под стражей в следственной канцелярии И. Н. Плещеева в Москве, а также на письмо (!) некоего подследственного, содержавшегося в той же канцелярии (уже, впрочем, умершего).
В принципе уголовное дело по извету А. Полибина могло и не возбуждаться. Во-первых, как явствует из последующих событий, бывший драгун страдал очевидным психическим расстройством. Во-вторых, покушение на Царицыном лугу в указанное изветчиком время заведомо не могло состояться по причине того, что почти весь 1717 год Петр I провел за рубежом и в Санкт-Петербурге, прибыв в Москву лишь 21 декабря. Учитывая, что в Москве царь неизменно проживал в своей резиденции в селе Преображенском, где дислоцировался и Преображенский приказ, его руководители не могли быть не осведомлены об отмеченной дате.