Следователи Петра Великого
Шрифт:
С чем именно было связано решение Петра I отстранить Василия Долгорукова от следственной деятельности, остается загадкой. Не исключено, что к тому времени царь получил от фискальской службы какие-то материалы о взяточничестве Василия Владимировича. По крайней мере, в пространном письме секретарю Петра I А. В. Макарову от 24 января 1718 года В. В. Долгоруков сначала вспомнил об опасениях, высказанных им царю при назначении к следственным делам, что «будут меня все вредить», а затем взялся оправдываться, что «хотя б меня кто чем и подарил», но это вовсе не повлекло за собой «повреждения интересу государственного»{160}.
Между тем в итоге
Распоряжение о взятии под стражу находившегося в столице гвардии подполковника Василия Долгорукова Петр I отдал в Москве 16 февраля 1718 года. Учитывая служебное положение подозреваемого, арест был произведен 20 февраля 1718 года самим генерал-фельдмаршалом А. Д. Меншиковым{162}, вчерашним подследственным князя Василия Владимировича, который затем лично доставил арестованного в Петропавловскую крепость{163}.
Ознакомление с благополучно сохранившимся в архиве судебным делом В. В. Долгорукова 1718 года{164} оставляет более чем двойственное впечатление. С одной стороны, некоторая вина Василия Долгорукова очевидна: как вполне убедительно установило следствие, он имел неосторожность несколько раз высказать сочувствие опальному царевичу Алексею Петровичу. С другой стороны, в материалах дела фигурирует откровенно сомнительное свидетельское показание о весьма резком высказывании князя в адрес царя. Это показание В. В. Долгоруков отрицал («таких слов… не говаривал»){165}.
В конечном счете все зависело от того, каким образом материалы дела будут доложены Петру I. Учитывая, однако, что следствие по делу царевича возглавлял тайный советник Петр Толстой, действовавший в тесном союзе с А. Д. Меншиковым, участь Василия Долгорукова была предрешена. 14 марта 1718 года специальное судебное присутствие приговорило В. В. Долгорукова «за дерзновенные ево слова» к лишению чинов, полной конфискации имущества и ссылке{166}.
5 июля 1718 года местом ссылки Василия Владимировича Петр I определил город Соликамск, особо оговорив, чтобы «жить ему тамо как и протчие ссылные»{167}. Опаснейший конкурент Александра Меншикова и Петра Толстого в царском окружении был бесповоротно устранен.
Что же касается слишком продвинувшегося в расследовании «счетного дела» светлейшего князя дьяка Ф. Д. Воронова, то ему были предъявлены откровенно фальсифицированные обвинения в пособничестве Алексею Петровичу. Крайне болезненно воспринимавший все эпизоды дела царевича, Петр I не вспомнил о своем предписании двухлетней давности не давать «в обиду» дьяка-следователя.
28 июля 1718 года подвергшийся жесточайшим пыткам Федор Воронов был приговорен к смертной казни{168}. 8 декабря 1718 года Федор Дмитриевич был обезглавлен в Санкт-Петербурге «близ Гостиного двора у Троицы, на въезде в Дворянскую слободу». Голова казненного дьяка была насажена на металлическую спицу на специально выстроенном каменном столбе, а тело положено на колесо{169}.
Своеобразным эпилогом уголовного дела В. В. Долгорукова явилось обращение в июне 1718 года в Тайную канцелярию некоей Софьи Ивановны Мейер (Меэр). Просительница утверждала, что
Насколько возможно понять из материалов дела, в качестве «метресы» Василия Долгорукова С. Мейер была известна самому главе государства, и вопрос был решен на редкость оперативно. Уже 12 августа 1718 года Тайная канцелярия распорядилась выдать «Софье Меэрше» вполне приличную сумму — 100 рублей{170}.
В ссылке В. В. Долгоруков пробыл более пяти лет. Весной 1724 года, воспользовавшись поводом — предстоящей коронацией императрицы Екатерины Алексеевны, Михаил Долгоруков подал главе государства челобитную (на которой даже сумел, с грехом пополам, расписаться) с просьбой помиловать старшего брата. 7 мая, в день коронации, государь собственноручно пометил на нижнем поле челобитной: «Свободить из [с]сыльки»{171}.
Возвратившись в столицу, князь Василий Владимирович оказался в явственно бедственном положении. Все имущество было конфисковано. На службу его никто не возвращал.
Собравшись с силами, В. В. Долгоруков обратился к императору Петру Великому с челобитной. Выразив признательность, что государь «изволил мне всемилостивейшее пожаловать [34] шпагу» {172} , 57-летний князь попросил какого-либо чина и должности. Свое обращение Василий Владимирович заключил проникновенными строками: «Всенижайшее прошу… сотворить надо мною… божескую милость, како всевышний помиловал первородного человека, дабы возмог, пока не приду в старость и дряхлость, вашему императорскому величеству мои всенижайшие услуги показать». Собственноручная императорская резолюция, наложенная 23 декабря 1724 года, была по обыкновению краткой: «Даетца чин полковничей» {173} .
34
Строго говоря, вернуть.
Впрочем, не дремали и могущественные противники Василия Долгорукова в петербургских коридорах власти. Уже 24 декабря, на следующий день после возвращения В. В. Долгорукову чина, был издан сенатский указ, по которому князь получил и ожидавшееся им назначение, которое, правда, вряд ли его воодушевило, поскольку определялся он обер-комендантом в Уфу{174}. Такой вот раздался «звонок» от заседавших в Правительствующем сенате светлейшего князя Александра Меншикова и новоявленного графа Петра Толстого.
Как бы то ни было, но отправиться в башкирскую глухомань князь Василий Владимирович не успел, поскольку всего месяц спустя ушел из жизни первый российский император. Пришедшая к власти новая императрица Екатерина 1, благоволившая князю, не стала более притеснять вчерашнего ссыльного.
Не случайно уже на состоявшейся 10 февраля 1725 года в Санкт-Петербурге грандиозной церемонии погребения Петра Великого полковник В. В. Долгоруков выступил отнюдь не в качестве статиста. В числе группы старших офицеров флота и гвардии Василий Владимирович нес балдахин над гробом усопшего императора{175}.