Следствие не закончено

Лаптев Юрий Григорьевич

Сергей стал между Любой и трактористкой Аришей Бунцовой.

— Да, ошиблись малость девушки, — вполголоса сказал Коржев капитану Ступаку. — Здесь-то они все ласковые, будто телята, а на фронте… Сибирские стрелки!

— Смирно! — скомандовал Егор и придирчиво оглядел неровную шеренгу охотников. — Евтихий Павлыч, вы перейдите, пожалуйста, на левый фланг. По правофланговому равнение, а у вас… выправка неподходящая. А ты, товарищ Лосев, становись правофланговым.

Семен Лосев и обиженный Евтихий поменялись местами.

— Направо равняйсь!

Стало так тихо, что все услышали,

как щелкнул затвор «лейки».

И еще один хороший снимок посчастливилось сделать в этот поистине праздничный для всех новожиловцев день корреспонденту областной газеты.

Началось с того, что Осмоловскому пришла в голову мысль сфотографировать для первой полосы газеты, на фоне отчего дома, только что возвратившегося в Новожиловку героя-фронтовика.

А Сергей Чивилихин выразил желание сняться со своим отцом и сестричкой. А Настя, будто того и ждала, сразу же высказала брату на ухо горячим шепотком, что не меньше, чем она и Ефим Григорьевич, тосковала по Сергею все эти годы высокая смуглая девушка с темными, преданно смотрящими на него глазами.

Позвали и Клавдию. Ну, а Клавдия…

Словом, когда Осмоловский, трижды менявший точку, попросил стоявшего в центре группы Сергея что-нибудь говорить, а всех остальных слушать его с радостными лицами, Клавдия сказала Сергею:

— А дружка-то своего забыл, Сергей Ефимович?

— Да, да, вот спасибо, Клаша, что напомнила! — Сергей Чивилихин заволновался, поискал взглядом и крикнул: — Егор!

— Егор Васильевич! — позвал не так, правда, громко и Ефим Григорьевич.

А Клавдия подбежала к Егору Головину, стоявшему поодаль и, властно ухватив его за рукав, потянула за собой.

И только Настя стояла молча, низко склонив голову, пытаясь скрыть от глаз окружающих пылавшее волнением лицо.

Но когда Егор Головин подошел и, не колеблясь, стал рядом с Настей, девушка решительно вскинула голову и впервые взглянула на своего «ненаглядного Егорушку», ни от кого не таясь и не скрывая своей любви, своей радости…

Москва, 1941—1956 гг.

СТАРИЧКИ РАЙОННОГО ЗНАЧЕНИЯ

1

Тамбовщина и Рязань. Орел, Кострома и Тула. Древние Новгород и Псков. Многострадальная Смоленщина и один из русских городов-владык Владимир. Все это названия, дорогие сердцу каждого сына Родины, земли и города, с которыми неразрывно связаны исторические судьбы и древней Руси, и государства Российского, и Советской державы.

Много они перевидали, эти земли, за свою многовековую историю, немало пережили лихих годин, сменявшихся годами благоденствия; много совершили ратных подвигов и поистине огромную ношу вынесли на своих натруженных плечах.

А сколько рассеяно на этих землях городов и городков, небольших по размеру, но по историческому звучанию стоящих в одном строю с городами столичными: Углич и Суздаль, Ростов Великий и стольный Хлыновград, древнерусские крепости и посады — Руза, Ливны, Мценск, Ржев, Кашира…

Справедливости ради следует отметить, что за последние десятилетия некоторые из этих городков,

оказавшиеся в стороне от больших торговых путей и удаленные от центров бурно развивающейся советской индустрии, не то чтобы захирели, но существенно отстали в развитии от своих молодых собратьев. Однако это отнюдь не значит, что в большой и дружеской семье советских городов они стали пасынками. Нет, да и не может быть на нашей привольной земле такого, пусть самого малочисленного населенного пункта, к которому можно применить обидное прозвище «захолустье».

Крайгород…

Если бы герой наш не занимал в этом некогда заштатном городке столь видного общественного положения, вероятно, большинство знакомых звали бы этого молодого еще мужчину Федей и при встрече запросто похлопывали бы его по плечу. Был Федя Потугин крепок телесно, с небольшим уклончиком в полноту, лицом свеж, характером жизнерадостен. В домашней обстановке пощипывал струны гитары, баритонил в порядке индивидуальной самодеятельности и даже стишки складывал.

Однако положение обязывает: на людях не только сослуживцы, но и большинство крайгородцев звали Потугина в глаза и заглазно Федором Федоровичем и здоровались с ним уважительно.

Поэтому же и на лице у Феди, когда он появлялся в обществе, возникало выражение этакой руководящей озабоченности, и разговаривать он начинал басовито, и решения принимал сообразуясь.

Так что мамаша Феди Фелицата Ивановна — женщина грузная, представительная, предостаточно оснащенная бытовой мудростью — была весьма довольна преуспеваниями своего сынка, всячески поддерживала его престиж, а наедине не переставала повторять фразу, ставшую привычной в их отношениях:

— Одно помни, Феденька: уж кто-кто, а родная мать тебе плохого не посоветует!

Кстати, так оно и было: почти каждый день, сменив служебный костюм на пижаму и выслушав за обедом от мамаши обстоятельную сводку городских новостей, Федор Федорович находил у себя на письменном столе или газету с обведенной синим карандашом статьей, или раскрытый на нужном месте «Блокнот агитатора», а иногда и литературный журнал, в котором Феденьке надлежало ознакомиться с полезным для его работы произведением изящной словесности.

Во многом благодаря мудрым наставлениям своей эрудированной мамаши Потугин был всегда «в курсе», а поскольку и сам был человеком сметливым и образованным (Федор Федорович за годы войны окончил строительный институт), он частенько удивлял своей разносторонней осведомленностью других руководящих работников Крайгорода, превосходивших его возрастом и опытом, и даже своего партийного руководителя Василия Васильевича Трофимова.

— И как это ты, Федор Федорович, умудряешься за всем следить? — спрашивал иногда Василий Васильевич.

— Тянемся, — скромненько отзывался Потугин и как бы между прочим доставал из объемистого портфеля либо очередной номер журнала «Вопросы истории», либо газету. — Да, к слову пришлось, Василий Васильевич, давно хочу показать тебе одну статейку, тут кое-что, полагаю, и нас касается. Вот, полюбопытствуй — синим карандашом отчеркнуто.

— Вижу. Красиво. Кстати, напомнил: племянник у меня — сестры Клавдии сынишка — тоже просил купить ему цветные карандаши.