Следствие не закончено
Шрифт:
— Стригун, — глядя вслед бригадиру, угрюмо пробормотал Бубенцов. Огляделся. Не видно бригады. Разбросались люди по обширному полю — туда, сюда. Вон там пашут. — Одна, две, три… — сосчитал Бубенцов упряжки. А должно быть пять. Там культиватор ползет. Медленно. Когда он обойдет все поле?.. Эх, кажется, зря он тракторы на целину пустил. Тут бы они как пригодились! А все — Торопчин.
Федор Васильевич помрачнел.
— Вот что, друг, — сказал он поспешно подошедшему к нему звеньевому. Поплевин
— А бригадир смотрел и слова не сказал, — попытался свалить с себя вину звеньевой — высокий, длиннорукий, унылый какой-то мужчина.
— Значит, в два хомута потянете. Только ты на бригадира не ссылайся. Не у Камынина работаешь, а в колхозе!
Зато бригадой Брежнева Федор Васильевич остался доволен.
Здесь все шесть плугов бригады, двумя ступенчатыми звеньями, дружно бороздили землю, откидывая тяжелые маслянистые пласты чернозема. За каждой тройкой плугов тянулись бороны. А за боронами шло еще по нескольку женщин, граблями разбивая проскочившие между зубьями комья земли.
Над свежей пахотой, оглашая воздух трескучим гомоном, вились грачи. И беспорядочная суета птиц еще более оттеняла размеренный и слаженный труд людей.
У полосы стояла налаженная пароконная сеялка. Петр Аникеев, ползая на коленях, осматривал и прочищал сошники. Его младший брат Андрей, впервые готовившийся стать погонщиком на сеялке и очень гордившийся этим, деловито обхаживал лошадей, то и дело покрикивая: «Но, балуй!», хотя лошади стояли смирно. Сестра Таисия, семнадцатилетняя девушка, живо напоминавшая Бубенцову его жену Машу, когда та не была еще его невестой, засыпала в сеялку пшеницу. Большая была семья у тестя Бубенцова.
— Никак уж сеять наладились? — спросил Федор Васильевич подходя.
— А что ж… Смотри, земля-то как творог! — солидно отозвался Андрей и без всякой надобности поднял и осмотрел у одной из лошадей заднее копыто.
— Здравствуй, Федор Васильевич, — поднимаясь из-под сеялки, сказал Петр Аникеев. — Вот бригадир наш куда-то запропастился. На озими, что ли, пошел.
— А вы начинайте.
— Ну да! Знаешь, какой он — Андриан Кузьмич. Пока сам не проверит, не выпустит.
— Семейная у вас сеялка, выходит, — приветливо осматривая трех свояков, сказал Бубенцов.
Петр улыбнулся:
— Это что… Если всю нашу семью собрать, весь колхоз обсеять можем.
— Ну да?
— Посчитай сам. Двое в армии. Один в Ленинграде на медицинском. Теперь — Семен в Тамбове. Нас вот трое. Да дома…
— Идет Брежнев! — крикнул Андрей и вновь принялся осматривать упряжку на лошадях.
— Убили еще на фронте. Николая и Сашу, — добавила
Бригадир Андриан Кузьмич Брежнев возвращался с озимей раздосадованный, хотя по внешнему его виду это не было заметно.
Там у него произошла стычка со звеньевой Дусей Самсоновой. Несерьезная, правда, но Брежнев, несмотря на показную ласковость, не допускал в бригаде даже малых противоречий себе. Никогда не возвышал голоса Андриан Кузьмич, а люди его боялись и слушались беспрекословно. И очень дорожили своей бригадой, потому что и заработки в бригаде были высокие, и премия обеспечена, да и почет: три года из четырех держал Брежнев первенство по всему району.
А вот звеньевая Самсонова не боялась Андриана Кузьмича. Может быть, потому, что и сама могла быть бригадиром, а уж звеном своим комсомольским командовала так, что любо-дорого! И другие звенья за собой тянула.
Поспорили же сегодня Брежнев с Самсоновой вот из-за чего.
Все женщины бригады вышли на озими с граблями — вручную проводить боронование. Ходили, правда, по озими и конные бороны, по хорошо пригревало солнышко, быстро сохла земля, образуя корочку, и, чтобы ускорить дело, Брежнев решил разделаться с озимыми в два дня, а потом перебросить весь народ на зябь.
Надо было спешить, чтобы не упустить — закрыть весеннюю влагу.
Длинной-длинной цепочкой растянулись по полю колхозницы. Медленно пятились, торопливо орудуя граблями, вновь закрывая землей жухлые и на вид хилые побеги пролежавшей зиму под снегом ржи.
Казалось, что поле опустошается. Но пройдет несколько дней, и на месте увядших стебельков покажутся новые, уже ярко-зеленые и сильные.
Бригадир, прибывший взглянуть хозяйским глазом, долго наблюдал за работой, сощурив веки. Потом подозвал учетчицу:
— Кого нет, Аннушка?
«Вот черт глазастый», — подумала девушка. Но ответила равнодушно, как бы не придавая значения такой мелочи:
— Самсонова побегла куда-то только что.
— А еще?
«Ну, чисто филин», — это про себя, а Брежневу:
— А еще из Дусиного же звена. Племянница ваша, Андриан Кузьмич.
«Что, съел!»
— Бригадиру привет!
Это сказала возвращавшаяся Дуся. И хотела было пройти мимо, но Брежнев задержал.
— Далеко ли отлучалась, товарищ Самсонова?
— К Камынину в бригаду ходила, товарищ Брежнев. Проверить, как там наши.
— Это какие еще ваши? — Брежнев хоть и был недоволен, но говорил негромко и смотрел несердито. А вот Дуся так не могла:
— Ну, комсомольцы! — ответила она уже резко. И вновь хотела идти. Но бригадир опять задержал.
— Что же они, дети малые, что ли? Присмотреть там за ними некому?
Тут уж Самсонова окончательно рассердилась.