Следствие по магии
Шрифт:
Той же осенью уже стала инструктором по «слепым» полётам в Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского и преподавателем штурманского дела на курсах. Как-никак, я же первая женщина-летчик. В ступе гоняла как Шумахер. Штатный консультант в НКВД, СССР (Кощей тогда попросил, сволочь костлявая) затем уполномоченный Особого отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, с февраля до марта 1941 года — в особом отделе 3-го авиационного Управления Народного комиссариата обороны СССР, старший лейтенант госбезопасности. Получила я и парочку мировых рекордов. Тщеславие — это мой любимый грех, я им наслаждаюсь. 26 часов в воздухе перелёт Москва — Дальний Восток.
Молодая женщина переходила от одного снимка к другому. Вот она же в тёплой куртке и унта. Здесь счастливая, так как получает награду. На секунду замирая, но продолжает говорить:
— Была совершена
Когда началась Великая Отечественная война, я использовала своё положение и личные контакты со Сталиным и Кощеем, чтобы добиться разрешения на формирование женских боевых частей. Тогда же была переведена из НКВД в Красную Армию. Много крови мне попили: «нельзя, да не принято!». Даже не знаю, тех ли назвали упырями да вампирами? Но я справилась — плешь проела всем, до кого дотянулась. Берия вообще бродил по Лубянке как привидение, лишь бы со мной не столкнуться.
15 октября 1941 года с одобрения Ставки и с поддержкой Центрального комитета ВЛКСМ в городе Энгельсе сформировала из лётчиц авиагруппу из трёх женских авиаполков: 586-го истребительного (Як-1), 587-го бомбардировочного (Пе-2) и 588-го ночного бомбардировочного (По-2). Кощей прозвал нас «ночными ведьмами».
Первоначально полк был укомплектован устаревшими самолётами Су-2, уже снятыми с производства. Спихнули, лишь бы отстала. Не на ту напали. Решать вопрос о перевооружении полка пришлось мне, как ты понимаешь. Направилась к Шахурину, он тогда был Народным комиссаром авиационной промышленности. Тот скандал стоил ему седых волос, хотя я пыталась их даже вырвать. Своего я добилась, мы получили новейшие бомбардировщики Пе-2. А вот с одеждой было тяжело. Одежда вся была мужская, вплоть до нижнего белья. А ведь и на войне хотелось быть неотразимыми. Однажды две самых находчивых вскрыли оставшуюся после полетов светящуюся авиабомбу, вынули парашют и сшили себе лифчики и трусики. Кто-то узнал и донес — дошло до трибунала. Девочкам дали по 10 лет, но мы отстояли. Наказание разрешили отбывать в полку. Позже одна из штурманов погибла в бою, но другая осталась жива.
На фронт полк прибыл к лету 1942 года в составе 115 человек — в большинстве девушки от 17 до 22 лет. Почти все были незамужние, мечтавшие о семье и детях. У командира Евдокии Бершанской дома остался с мамой маленький сын, но другого пути эти девушки для себя не видели — они шли защищать Родину, освобождать страну от врага.
Атаки женского полка шли под предводительством Дуньки Давыдовны. Вот она — крайняя слева. Атаки были так удачны, стремительны и точны, что уже немцы прозвали лётчиц «ночными ведьмами» или на сленге солдат Вермахта «ночной фельдфебель». Деревянный биплан с двумя открытыми кабинами, расположенными одна за другой, и двойным управлением — для летчика и штурмана. Без радиосвязи и бронеспинок, способных защитить экипаж от пуль, с маломощным мотором, к самолету вручную крепились бомбы. Чтобы не перегружать и так некрепкую технику, девушки отказывались от парашютов, по максимуму брали на борт боеприпасы. Полеты шли всю ночь, несмотря на погоду. Бомбили передовые. Вылеты-приземления каждые пять минут. Немцы так боялись нас, что отказывались зажигать сигареты по ночам, чтобы не быть замеченными ночными ведьмами. 588-й полк узнал свое прозвище и принял его как знак гордости. Чтобы не быть замеченными фашистами, мы маскировали взлетную полосу. Ориентиром служил небольшой болотный огонек.
Летая на низкой высоте, невидимые радарами, наши самолеты становились легкой добычей крупнокалиберных пулеметов, а позже охоту за нашими небесными тихоходами начали немецкие истребители. К слову,
Техники, маленькие девочки как муравьишки, а бомбы-то тяжелеными были. С ними и мужчине справиться нелегко. Молоденькие фронтовички, тужась, плача и смеясь, крепили их к крылу самолета. Но прежде надо было еще сообразить, сколько понадобится ночью снарядов, как правило, брали 24 штуки, принять их, достать из ящика и расконтрить, протереть от смазки взрыватели, вкрутить их в адскую машину. Техник кричит: "Девчонки! По живой силе!" Значит, надо осколочные бомбы им навешивать, самые легкие, по 25 килограммов. А если летят бомбить, например, железную дорогу, то к крылу крепили 100- килограммовые бомбы. В этом случае работали вдвоем. Только до уровня плеч поднимут, напарница Оля Ерохина что-нибудь скажет смешное, обе прыснут — и уронят адскую машину на землю. Плакать надо, а они хохочут! Снова берутся за тяжеленую "чушку": "Мам, помоги мне!". Особенно тяжело было зимой. Бомбы, снаряды, пулеметы — металлические. Разве возможно, например, зарядить пулемет в рукавицах? Руки отмерзают, отнимаются. А ручки-то девичьи, маленькие, порой кожа оставалась на заиндевевшем металле.
Случались счастливые ночи, когда в отсутствие штурмана летчица приглашала девушек-механиков: «Забирайся в кабину, полетим!». Усталость как рукой снимало. В воздухе разбирал дикий хохот. Может, это было компенсацией за слезы на земле?
А это «Небесный тихоход над поверженным Рейхстагом». Официально я не дожила до этого времени. Утром 6 января 1943 года я для них умерла. Меня и моих ребят, Кирилла, Колю и Володю подбили. Я плакала как ребенок, плела одно заклинание за другим, но воскресить не смогла. Седьмого числа экипаж Губиной обнаружил нас недалеко от села Михайловка, где-то под Саратовом в разбитом Пе-2. Всем объявили, что я погибла. Поверь, там было не выжить, не будь я ведьмой. Хотя сама чуть не сгорела. Кощей прибыл на место первым, он и решил. Засветилась я сильно. Было много фотографий, а тут такой случай. Нашли какое-то тело. Тогда их много было неопознанных. Объявили всем, что это Марина Раскова, да и кремировали. Урна с прахом была с воинскими почестями захоронена в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве.
После войны разыскала Евдокию Рачкевич, комиссара полка. Снабдила деньгами, да и девчонки помогли. Она объездила все места, где гибли самолёты и разыскала могилы всех погибших. На май сорок пятого мы не досчитались 32 человека. Я помню каждую свою ведьмочку.
Потом вернулась в Москву, получила имя Зоя Ивановна Костяная, Раце по мужу. Ну что, милая, давай знакомиться по новой, Яга. Что, удивлена?
Она была одета как Зоя Ивановна, она говорила как Зоя Ивановна, но была моложе той лет на пятьдесят.
— Присаживайся, в ногах правды нет… но нет ее и выше. Что рот открыла?
Она села в кресло и за секунду организовала чай. Открыла пирожные, втянула носом запах свежей клубники и наконец продолжила:
— Не стесняйся, что ж ты как не родная? После войныу меня осталось много детей, вот и потянуло помочь, ну не изверг же я? А деток жалко.
— А родители специально к вам направили?
— К тебе, Зоя, к тебе. На нашей стороне не принято выкать, на «вы» мы врагов называем. Я себя очень долго переламывала, хоть и попривыкла. А теперь что касается твоего вопроса, то нет. Стасю я конечно знала, девчонка девчонкой. Но нет, не знала про тебя. Стася хоть и глупа была, всего сто три года отметила, когда своего Романа встретила, но тебя скрыла. Не представляю, как о тебе не знали даже близкие. Стася для чего-то скрыла все это, и беременность, и роды. Подозреваю, что она знала. Вы же, птички, не можете о себе знать, только если это не касается опасности. Вот и думаю, что предвидела.