Следствие по-русски 2
Шрифт:
— Давай, — согласился я и кивнул присевшему на подоконник иерею: — Что ты забился в угол, батюшка? Проходи, устраивайся поудобнее…
— Спасибо, я уже насмотрелся, — отказался Разумовский. — Теперь твоя очередь.
— …настоящее, захватывающее кино, равного которому вы не видели и не могли видеть, — продолжала «маска». — То, чем вас пичкали до этого, — лишь жалкие потуги бездарных выдвиженцев, одержимых жаждой наживы. Я же предлагаю вам то, что так долго было скрыто от вас, то, чего кроме меня не сможет дать вам никто…
— Странное начало, — пожал я плечами. —
Едва не перевернув кресло, я бросился на улицу и только успел выскочить за порог, как меня согнуло в приступе рвоты. Несколько минут я пытался прийти в себя, стараясь отдышаться и унять нервную дрожь в руках. Вышедший на крыльцо Разумовский протянул мне стакан воды.
— Не надо, — хрипло сказал я. — А то меня опять… Это же не спецэффекты! Это же на самом деле!..
— Да, — мрачно подтвердил иерей. — Это и есть «черное порно». И изнасилование, и расчленение — все натурально… Пойдем в дом.
— Не пойду! — отказался я. — Мне отдышаться нужно… Ты бы хоть предупреждал!
— Пойдем, — повторил иерей. — Я выключил телевизор…
Открыв погреб, я достал бутылку вина и, сорвав пробку, сделал несколько глотков прямо из горлышка. Прикурил сигарету, достал стакан, наполнил его до краев вином, выпил и только после этого опустился на стул.
— В жизни ничего подобного не видел, — признался я. — А видел я немало. На этом что, теперь деньги зарабатывают?
— И очень большие деньги.
— Кто же это смотрит?! Я не слабонервный, и то до сих пор руки трясутся…
— Неудивительно. Когда в Швеции полиция накрыла фирму, занимающуюся подобными съемками, то полицейским, которые просматривали эти кассеты, потребовался недельный курс психологической реабилитации у профессиональных психологов. А тем, кто занимался этим делом вплотную, пришлось пройти более серьезный курс.
Я выпил еще один стакан вина и протянул бутылку иерею. Он отрицательно покачал головой:
— Сегодня я был готов к этому. А вот когда смотрел впервые…
— Если у тех, кто это смотрит, «крыша съезжает», то что же творится с теми, кто это снимает?!
— Это не люди, Коля, — убежденно сказал Разумовский. — Им даже названия нет… Давай, бери себя в руки, и надо досмотреть пленку до конца.
— Даже под пытками не буду! — заявил я. — Словно свидетелем становишься. Ох, попадись этот парень мне в руки!.. Вот тогда бы я и использовал эту кассету как «техническое пособие»… Я слышал о «черном порно», но всегда полагал, что это записи сексуальных извращений гомосексуалов, зоофилов… Я и не смотрел их никогда.
— То, что ты перечислил, называется «жесткое порно». А то, что ты видел только что, — «черное порно». Изнасилования, пытки, расчленения, некрофилия и прочая мерзость собраны воедино под этим названием.
— Это уж точно, — согласился я. — У меня, как и у каждого русского человека, психика очень крепкая, закаленная самим бытом нашей жизни, а «порог чувствительности» занижен постоянными стрессами и неврозами, и к тому же как бывший офицер уголовного розыска я психологически готов ко встрече с коррупцией, предательством, смертью… Но это… Ведь это были натуралистические съемки… Как же они не боятся? Ведь эта кассета — зафиксированное совершение преступления! Никаких других доказательств для здравомыслящего человека не требуется… Нет, для наших судов нужны другие доказательства, но я имею в виду обычных, здравомыслящих людей…
— При чем здесь «боятся» или «не боятся»? — поморщился иерей. — Это дело десятое. Сам видишь, о чем речь идет. При чем здесь страхи преступников?
— Это-то я понимаю, но после такого просмотра тяжело мысли и чувства воедино собрать. Вместо того чтобы в одном направлении идти, они в разные стороны расползаются. Остаются одни инстинкты. В моем случае это инстинкт оперативника. Впрочем, нет. Это уже не инстинкт оперативника, это уже «подстатейные желания» побыть наедине с этим парнем хотя бы полчасика. Почему ты до сих пор не отнес ее в ФСБ?
— Хотел сперва поговорить с тобой, а уж потом решать: относить или…
— Какое «или»?! — возмутился я. — Конечно, относить. Причем — срочно!
— Можно, конечно, и отнести, — каким-то странным голосом согласился Разумовский. — Над этим я тоже думал…
— «Тоже»?! — переспросил я. — Батюшка, я, кажется, начинаю догадываться, что ты хочешь сказать… И знаешь, что… На этот раз я, пожалуй, согласился бы приложить все силы и умение в поиске этих мерзавцев, если б это было практически выполнимо. Но в данном случае мы ни в коем случае не должны заниматься самодеятельностью. В делах подобного рода необходимо действовать с максимальной эффективностью, с использованием всех возможных методов и средств, с привлечением к работе профессионалов высокого уровня, а это как раз под силу ФСБ или спецслужбам. Упустить этих «кинематографистов» — такое же преступление, как быть их сообщниками. И я повторю, что, если б у меня был реальный шанс способствовать скорейшей поимке этих ублюдков, я бы его реализовал, но в данном случае все, чем мы можем способствовать, — отдать кассету в ФСБ… А я в это время поживу у тебя, на тот случай, если те, кто следил за тобой, решат предпринять более активные меры к возвращению кассеты…
— Я думаю, что они уже далеко от этих мест. Едва потеряв меня из-под своего контроля, они должны были решить, что я отправился с этой кассетой в милицию, и сейчас торопятся обратно, в город, чтобы в срочном порядке принять меры к эвакуации студии и ликвидации возможных улик.
— Тем более нужно поторопиться, — я поднялся и подошел к шкафу. — Сейчас я переоденусь и…
— Подожди минутку, — остановил меня Разумовский. — А что бы ты сказал, если б у нас был существенный шанс найти эту студию?