Следствием установлено
Шрифт:
Исторический период времени средневековой Курщины, изложенный В. Крюковым в повести, лично мне очень близок, так как и я, грешным делом, пытался о нём написать, поставив «во главу угла» образы курских князей: Святослава Олеговича и его сыновей — Святославичей: Олега, Игоря и Всеволода. Поэтому читал «Княжий воин» не только с интересом, но и как бы в сравнении с тем, о чём писал сам. Очень занимательно, когда обнаруживается что-то схожее, но и различия только усиливают картину восприятия нашего далёкого прошлого, расширяют знания о нём.
Заканчивая своеобразный читательский отзыв об этих двух книгах и двух повестях, я не думаю, что он «увидит свет» в СМИ, живущим по своим канонам. Ведь тут нет ни сенсаций, ни «жареных» фактов. Просто хочется сделать приятное авторам, пишущим не на абстрактные темы или о «героях современности» — олигархах, бандитах, проститутках или же деятелях шоу-бизнеса,
ЛЕГЕНДА
Село Жигаево — одно из многих сёл нашей области, находящееся в Конышевском районе. Сейчас оно, как и другие населённые пункты края, в связи с отрицательными демографическими процессами, к сожалению, переживает не самые лучшие времена: сократилось не только население, количество домов и подворий, но и сама территория села. Сжалась, съежилась, как шагреневая кожа. А в начале 60-х годов прошлого 20-го века оно было большим, многолюдным, крикливым, раскинувшимся на добрый десяток кило-метров вдоль русла речки с одноимённым названием (Жигаевка), по обоим ее берегам. Сколько населения было в то время в Жигаево, сказать не берусь, как-то не задавался такой проблемой. Но то, что в нём было три начальных школы, а во всех старших классах по два, а то и три параллельных класса, причем в каждом не менее 30 учеников — это факт. (Для сравнения скажем, что теперь порой из всего села в первый класс идут один-два ребёнка, а то и вообще ни одного) Вот и судите о населении села Жигаево того, на мой взгляд, золотого времени.
В 1967 г. в Жигаевскую (в те годы ещё восьмилетнюю) школу прибыла новая учительница истории Тихачёва В.Ф., выпускница исторического факультета Курского педагогического института, полная сил и энергии. Увлечённая историей Курского края, не раз участвовавшая в археологических экспедициях института вместе с выдающимся педагогом и археологом Ю.А. Липкингом, находясь под обаянием его рассказов и книг о древности края, она задумала воссоздать историю нашего села. И первым делом дала задание всем ученикам собрать через старожилов интересные факты из его «биографии». И вот тогда, я — её ученик, пытаясь выполнить задание преподавателя, стал донимать соседских стариков и старух всевозможными вопросами о прошлой жизни села. Многие отмахивались: мол, и без тебя забот, что чужой огород — всего с лихвой хватает. Однако не все. Нашлись и такие, кто вполне серьезно отнесся к моему «домашнему заданию». И, благодаря им, мне довелось услышать легенду о возникновении названия села Жигаево и одного из его окраинных мест, называемого в обиходе Погибелкой. Насколько эта легенда основана на фактических событиях, судить трудно, поэтому передам её такой, какой когда-то услышал сам.
В стародавние времена, когда на тех местах, где сейчас находится село, было всего лишь небольшое поселение, которое и названия-то не имело, жил один бедный дворянин, чьего имени уже никто и не помнит, да десятка полтора его крепостных мужиков со своими семьями: бабами да ребятишками. Был дворянин небогат, зато имел красавицу жену. И любил её больше своей жизни. В окрестностях же того безымянного поселения были дремучие леса, перемежающиеся с топями да болотами. Это сейчас вокруг села, куда не бросишь взгляд, до самого горизонта всё поля да поля, паханые и перепаханные, сгладившие курганы высокие да овраги и яруги глубокие. Лесочки же лишь кое-где у самого окоема малыми островочками чернеют… А тогда были леса непроходимые да топи непролазные, через которые и пролегала одна единственная тропка-дороженька, ведущая в сторону Льгова-городка, так как нашего райцентра, Коныщевки-то, и в помине не было. По этой тропке-дорожке время от времени лишь малочисленные всадники проскакивали да иногда, в сезонную пору, купеческие обозы, поскрипывая колёсами на колдобинах, передвигались: иного-то пути ведь не было.
Вот
Вот и стал жить в наших местах атаман Жиган да раз-бойничать, то коня у крестьян уведёт, то коровушку; поросёнком, барашком тоже не брезговал. Ведь другого добра, злата-серебра, они-то и не имели. Не пропускал он и купеческих обозов, обдирая гостей торговых, как медведь липку. Хорошо, коли самих купчиков с их дворовыми по-живу, по-здорову отпустит, а то хрясть кистенем по темечку молодца — да и в топь болотную. А там и поминай, как звали… Но усадебку дворянина не трогал. А всё потому, что влюбился он в красу-боярыню, жёнку дворянскую… то ли случай свёл полюбовничков, то ли сам лукавый тут постарался-позабавился, но было так, как было: сошлись да по-зналися. Дворянин же, влюбленный в жёнушку-красавицу, как тетерев во время весеннего тока, был слеп и глух, ни о чём не догадывался (да и то верно: муж завсегда узнаёт последним о проделках своей супружницы). Он полагал, что разбойничек его побаивается, как человека благородных кровей, потому, мол, и опасается на его добро зариться.
Между тем недобрая слава о разбойнике Жигане докатилась до разных приказных мест, и местечко то, где орудовал Жиган, для прочей ясности и удобства стало именоваться жиганским, а потом на бумагах, по-видимому, после ошибок писцов — жигаевским. Да так и закрепилось за этим местом-то.
Однажды же, то ли в летнюю, то ли в осеннюю пору, то ли из Курска, то ли ещё из какого-то волостного города, но прибыла в наши края команда служилых людей во главе с воинским начальником, чтобы Жигана с его бандой изловить да к царю на суд-расправу и отправить. И надо же было тому случиться, что остановились служивые на ночь в усадьбе дворянина (да и где же им было ещё останавливаться — не в крестьянских же халупах да овинах). За угощением воинского начальника жёнка дворянина и проведала, что нависла зла беда над её возлюбленным, и решила она, что жива не будет, но милого предупредит. Только не догадывалась длинноволосая (у баб волос долог, да ум короток), что воинский начальник уже что-то слышал про её шашни с разбойничком или же догадывался, поэтому специально и «проболтался» за хлебосольным столом о том, что на утренней зорьке и пойдут вязать шустрых молодцев. А сделал он это потому, чтобы, проследив за доброхотом татей, легче было стан разбойный обнаружить да и повязать всех разом, а не плутать в «потёмках» по незнакомому лесу. На это и его служилые были надоумлены (видно, не впервые им подобное делать приходилось). Им было приказано тайно следить за всеми отъезжающими или уходящими со дворянского двора.
Вот угостив при свечах да факелах (ведь ни электричества, ни даже ламп керосиновых в то время не было) служивых, засобиралась жёнка дворянина к себе в опочивальню, даже зевнула несколько раз для отвода глаз, чтобы её больше за столом не задерживали. Она-то зевнула, но воинский начальник-то не дремал, не зевал. Скумекав, что к чему, он тайком подмигнул своему помощнику, чтобы тот с ушлой бабы глаз не спускал. Только один хозяин, дворянин то есть, ни сном ни духом ни о чём не ведал, да чарку за чаркой медовуху в свою утробу опорожнивал, почти не закусывая, хотя стол, не в пример крестьянским, ломился от всякой вкусной снеди. Впрочем, какой русский мужик, будь он хоть родовитым боярином, хоть самым захудалым крестьянином, закусывает?.. Разве что рукавом рубахи…
Жёнка шмыг за ворота усадьбы (даже лошадку седлать не стала, чтобы не было лишней мороки — дорожка-то известная), служивые, таясь — за ней. Вскорости к ним и их начальник присоединился, оставив захмелевшего хозяина дремать за столом.
Долго сказка сказывается, да быстро дело делается. Под утро уже привела простодушная баба служивых к разбойничьему стану, но не успела она разбуженному атаману о беде-опасности сказать-предупредить, как наскочили коршунами служивые, стали сонных станичничков вязать, стали в полон их брать, а тех, кто пытался сопротивляться, казнили на месте безжалостно — такой уж приказ им сверху был дан.