Следующая остановка - расстрел
Шрифт:
Отъезд Светланы прошел без каких-либо осложнений. Поскольку официально она числилась миссис Питерс, гражданкой Америки, мы просто купили ей авиабилет до Софии, вот и все. Хотя наша суета вокруг Светланы являлась по сути лишь детской забавой в сравнении с тем, чем мы занимались обычно, тем не менее мое участие во всем этом деле значительно возвысило меня в глазах моего московского начальства, а в ноябре из Центра пришла телеграмма, в которой нам с Токарем объявлялась благодарность.
Пока мы вели переговоры с Центром относительно Светланы, в политической жизни Англии произошло драматическое событие: в «Гранд-отеле» в Брайтоне, во время проходившего там съезда Консервативной партии, взорвалась бомба, заложенная Ирландской освободительной армией. Утром 12 октября информационные радио и телепрограммы только и говорили об этой
Услышав о трагедии, я, естественно, первым делом подумал о том, что в связи с этим предпримет КГБ. Что же касается нас, сотрудников лондонского отделения, то я полагал, что это не имеет к нам ровно никакого отношения. Сообщения о смертоносной бомбе подробно комментировались всеми международными агентствами, и здесь, казалось, мы мало что могли добавить. Кроме того, меня, как ответственного за работу нашего подразделения КГБ, утешало то, что участок, которым я руковожу, функционирует отлично, в обычном своем режиме, и мне лишь остается радоваться тому, что это я управляю всем этим. Лица, ответственные за техническое обеспечение нашей работы или за сбор материалов о ресторанах и о свободных от внешнего наблюдения маршрутах, водитель оперативной машины — все они эффективно трудились, оперативники, составлявшие основной костяк нашего отделения, демонстрировали исключительную дисциплинированность. И я, предаваясь подобным размышлениям, принялся с утра за чтение поступивших из Центра телеграмм и составление ответа на них, если это требовалось. Послеполуденное время также прошло безмятежно, без всяких происшествий, и в шесть вечера я возблагодарил судьбу за то, что она подарила мне такой приятный день. Теперь я свободен, надо мной нет никакого начальника, который мог бы задержать меня. Мне никто не помешает отправиться спокойно домой и насладиться жизнью — поиграть с дочерьми, прокатиться в автомобиле, выпить пива в каком-нибудь ресторанчике. В таком вот радужном настроении я запер свой кабинет, спустился вниз по лестнице, вышел из ворот и подошел к своей машине. И только тут меня словно громом поразило.
Что я, черт возьми, делаю? Собираюсь поехать как ни в чем не бывало домой, не удосужившись отправить в Центр хотя бы одну строчку о самом важном событии дня? А между тем для него данное происшествие представляет исключительно большой интерес, поскольку великое множество сотрудников КГБ, работающих на территории Советского Союза, непосредственно сталкиваются с проблемами обеспечения государственной безопасности, подготовкой и проведением антитеррористических операций. Осуществлена крупнейшая террористическая акция против правительства Англии, а из лондонского отделения КГБ — ни единого слова! Неужели исполняющему обязанности резидента нечего сказать по этому поводу? Нет, это недопустимо, необходимо тотчас же все исправить.
Я быстренько взбежал вверх по лестнице, крикнув на бегу шифровальщику, чтобы он не уходил, и стал составлять короткую телеграмму, в которой не преминул посыпать соль на раны Центра, указав, что данная акция будет иметь самые благоприятные для Консервативной партии последствия. Последняя операция террористов, вызвав гнев у всех нормальных граждан Англии, ослабит поддержку ирландских националистов и умножит число сторонников нынешнего правительства как из-за естественного в подобных случаях сочувствия к пострадавшим, так и из-за восхищения миссис Тэтчер, проявившей в трагической ситуации исключительную отвагу, выдержку и решительность. Немалую роль сыграет в этом и сила духа, продемонстрированная ранеными, и в частности мистером Теббитом.
На подготовку текста короткой этой телеграммы у меня ушло три четверти часа, и, работая над ним, я испытывал истинную радость от сознания того, что теперь Центр получит предельно точное описание реакции английской общественности на преступную акцию террористов. Покончив с этим, я вновь закрыл кабинет и отправился домой.
Все это произошло незадолго до того, как мы получили первые официальные сообщения о многообещающей фигуре, только что взошедшей на советский Олимп и успевшей
В Англию он прибыл в качестве главы делегации Верховного Совета СССР — жалкого органа, именовавшего себя парламентом, не будучи в действительности таковым, поскольку депутаты никогда фактически не избирались, а заранее назначались сверху. Но какова все же была цель этого визита? Приезд Горбачева в Туманный Альбион рассматривался наверху как его первая важная зарубежная миссия, и шедший к нам поток телеграмм из Центра давал основание полагать, что, как и говорил мне Грибин по секрету, КГБ проявляет особую заинтересованность в том, чтобы этот вояж оказался успешным. Один запрос следовал за другим. От нас требовали информацию по самым различным вопросам, включая и такие, как отношение Англии к контролю за вооружениями, военная роль Англии в НАТО, экономический и технологический потенциал Англии, роль Англии в Европейском экономическом сообществе, ее связи с Соединенными Штатами, Китаем и странами Восточной Европы. Центр, само собой разумеется, и так уже имел уйму материалов по всем этим вопросам, но тем не менее, как мы понимали, нуждался в новых данных и в новых идеях. Не оставили в покое и посольство: его также бомбардировали такими же точно запросами, но уже со стороны Министерства иностранных дел. Поскольку обе эти организации — КГБ и МИД — действовали параллельно, между ними неизбежно возникало некое подобие конкуренции.
В конце октября Никитенко вернулся из отпуска. Из бесед со старшими сотрудниками Центра он узнал, что КГБ вполне определенно поддерживает Горбачева, который ничего не имеет против этого, и что данная поездка должна содействовать росту его популярности и, соответственно, усилить его позиции в борьбе за власть. Оказывая помощь Горбачеву, КГБ исходил из того, что этот новый человек во властных структурах — человек будущего, честный и порядочный человек — станет бороться с коррупцией и другими негативными сторонами жизни советского общества.
Теперь мы по-настоящему затосковали по Егошину, нашему блестящему, пусть и любившему выпить, аналитику: он единственный из нас являлся профессиональным составителем отчетов, и к тому же у нас было предостаточно оперативной работы. Мы неоднократно обращались в Центр с просьбой направить к нам хотя бы на время отсутствия Егошина какого-нибудь аналитика, и вот наконец нам прислали Шилова, или Шатова. Если он и не обладал отличавшими Егошина умением быстро работать и удивительной проницательностью, то знал, по крайней мере, что делать с теми или иными материалами.
Тем временем я стал получать от Грибина письма, вызывавшие во мне тревожные чувства. Хотя ничто в них не давало оснований полагать, что над моим другом нависла какая-то опасность, но их необычная лаконичность наводила на мысль, что где-то что-то неладно. Простые, короткие и сухие фразы наводили на мысль, что автор старался ничем не выказать своих чувств из-за боязни, что кто-то читает его письма. Стиль был совершенно нехарактерен для Грибина, и я предположил, что причина тому — его новый статус. Похоже, он опасался, что любое его личное письмо может быть использовано против него, если кто-то захочет ему навредить.
К началу декабря мы и так уже представили в Центр массу информации, как вдруг, совершенно неожиданно, пришел запрос, поставивший нас в крайне затруднительное положение. Центр хотел получить конкретные данные о начавшейся еще в марте забастовке шахтеров. Его интересовало буквально все: каков размер пособий по безработице, которые получают шахтеры? На что они живут сейчас? Принимает ли государство какие-нибудь меры? Что ожидает их в будущем? Забастовки и пособия по безработице были неизвестны в Советском Союзе, из чего мы заключили, что Горбачев, этот блестящий новый политик, уже читал что-то о массовой акции шахтеров и теперь запросил более подробную информацию, которую мы обязаны были представить к концу того же дня.