Следующая остановка - жизнь
Шрифт:
— Если не ты, никто не спасёт. Митяй послушает тебя. Он уважает тебя. Он любит детей, он хочет ребёнка. И, если он вернётся, я сразу рожу ему. Молю тебя! Что ты так смотришь на меня? — Римма с колен съехала на зад и заревела.
— Ты мне дочь разбудишь! — резко сказала Юля.
Как-то очень деловито Римма встала, одёрнула короткую юбку и следом за Юлей вышла из комнаты. А когда они уселись на кухне, где Ася делала винегрет, спросила:
— Думаешь, я сумасшедшая? Да, я — дура, упустила Митьку, но я его знаю, он по натуре верный, он любил меня, и, если ему объяснить, он
— Он не вернётся, — сказала Юля. — Он к тебе не может вернуться.
— Ты откуда знаешь? Он тебе доложил? Он не может жениться, он же женат!
— Да, он не разведён, но к тебе он не вернётся всё равно.
Римма вскочила, воткнула руки в бока и начала кричать:
— Думаешь, буду молчать? Думаешь, стерплю? Нет же!
Ася закрыла дверь в кухню, так как у Риммы был голос пронзительный, с высокочастотным звуком, въедающийся в каждую клетку окружающего пространства.
— Митька — подлец. Он только мне и подходил. Он только со мной и мог водиться, — сказала она детское слово. — Два сапога пара. Он — преступник, ворюга, сам у себя может воровать, ему лишь бы воровать. И он в мокром деле… — Римма на полуслове замолчала. Разевала рот, словно злые слова ещё выскакивали из него. Так постояла она какое-то время, вращая глазами, как куклы в детских спектаклях, не умея остановиться, а потом стала переводить взгляд с Аси, безмятежно рубящей свёклу в винегрет, на Юлю, разглядывающую свои ногти, и обратно. Может, слова не выскочили? Может, примерещилось? — Ну, я пойду, — сказала наконец Римма осевшим голосом и пьяной походкой двинулась к двери. Её никто не остановил. И, когда хлопнула входная дверь, Ася продолжала рубить свёклу, а Юля — рассматривать свои ногти.
Лишь какое-то долгое время спустя вполне сформулировалась чёткая мысль: вот почему Дмитрий не захотел стать президентом фирмы. И ещё одна: Дмитрий убрал Генри. И ещё одна: следующий шаг — убрать своих партнёров. Кого первого?
Не получается — не думать об убийце Генри. Не получается — просто дотерпеть до заключения Договора с французами.
Сколько-то минут, а может, и часов не было больше никаких мыслей, никаких слов, но было ощущение: она, сильная, здоровая, мягко рассыпается в пыль и оседает на дно жизни.
— Юша, смотри, что я принесла тебе!
Мамин голос? Запах мимозы? Почему мимозой пахнет в мае, когда её время — март?
— Столбняк, ничего не слышит, — голос Аси.
Запахи слышит.
— Это духи. Ты как-то обмолвилась, любишь запах мимозы…
Открытая коробка духов. Мамины руки пахнут мимозой.
— Мама! — Юля качнулась к матери, обеими руками ухватилась за неё, как маленькая. — Мама, он убьёт и Аркашу.
Мама не спросила, кто «он».
Ася поднесла Юле валокордин.
— Успокойтесь, пожалуйста. Пожалуйста, выпейте воды. — Она коротко пересказала маме то, что вывалилось в злобе из Риммы.
И вдруг мама, её кроткая мама, закричала:
— Уедем, доченька, отсюда! В Америку к Бажену, в Молдавию домой! Сегодня же! Звони Аркаше, пусть всё бросит!
Юля ощутила себя снова, с руками, с ногами, с наливающейся живительным горячим молоком грудью. Встала.
На столе винегрет, Ася
— Как можно скорее уехать! — говорит мама. — Сказать Аркаше. Тебе пора на работу. Иди прямо к нему. Мы сегодня решим. Мы решим, — повторяла она. — Мы уедем, пока Аркашу не убили. Мы спасём Аркашу. Сегодня вечером уедем…
— Я тоже, Юля, настоятельно советую вам: сегодня же уехать отсюда подальше!
Юля удивлённо смотрит на Асю, а потом на маму:
— Ты же никак не можешь уехать с нами! Ты же решила выйти замуж. И куда уехать? В Молдавии — Люба. И как мы поделим дом, даже если, допустим, вернёмся туда? И что будет там делать Аркаша? И что ты будешь делать без Валентина?
— Пожалуйста, поешьте, я так старалась… — Ася подошла к столу, положила Юле винегрет на тарелку. — Пожалуйста, уезжайте сегодня! Спрятаться можно не только в Молдавии.
Аркадия не было в конторе, когда она наконец добрела до работы.
Нахохлившаяся, сидящая за столом Ирина не походила на себя прежнюю — испуганная птица, птенцу которой грозит опасность. И даже волосы на голове поднялись дыбом.
На Юлю она взглянула, как собака, которую та может ударить.
— Здравствуй, — сказала Юля и пошла к себе.
Это было похоже на беременность, килограммы последнего месяца тяжело висли, давили на ноги, и ноги едва передвигались.
Какая беременность?! Большая разница…
Дочка лежала — радость жила внутри. Сегодняшние килограммы — беда. Не восемнадцать лет ей, сто.
На месте Аркадия, перед его компьютером, сидел Игорь.
Он строго смотрел в компьютер, когда она вошла.
Почему он сидит не в своей боковушке и работает не за своим компьютером?
— Когда вернётся Аркаша, знаешь? — спросила Юля. — Мне очень нужен Аркаша.
— Аркадия вызвали только что — в одном из магазинов случилась кража. — Игорь едва оторвал глаза от компьютера, и снова Юля уловила совершенно иной оттенок в их отношениях — неловкость. Юля поплелась к себе.
Что же делать? Вот так и стоять? И ждать Аркадия?
Всё-таки включила компьютер. Пока он не загрузился, машинально просмотрела сложенные стопкой бумаги — на обработку. Включила радио.
Тихо играет музыка. И неожиданно образуется защита, в прах рассыпаются отрицательные эмоции, возникает покой. Видимо, у организма есть пределы.
Аккуратно укладываются в строгие колеи слова и цифры. Работай и работай.
Как бы издалека, сквозь защиту, звучит голос Ганны.
Что это она придумала — бежать из Москвы? Из этой солнечной уютной комнаты?
Сквозь музыку прорывается беспокойство: только бы сегодня ничего не случилось с Аркашей. Завтра они уедут отсюда навсегда. Ася велит уехать сегодня.
Ася лишних слов не скажет. Она не паникёр.
Почему что-то должно случиться с Аркашей?
Закончилось следствие.
Да, следствие закончилось. Аркаша должен успеть сказать Дмитрию: с работы он уходит, но ему ничего не надо — никаких долларов.
— Я должен уехать, — заглянул к ней Игорь. И — улыбнулся. — Я хотел сказать тебе спасибо, мы с Леной подаём заявление.