Следующий день
Шрифт:
– Не тронь его! – обратился он повелительно, к надзирателю. Солдат остановился и уставился на Луция.
– Расскажи теперь подробнее про его зверушек. Кстати, есть ли у вас, – Луций осекся и сразу поправился – у Нас, львы?
– Да, господин, есть. И много есть. А еще есть и шакалы, есть гепарды и пантеры, слоны, медведи, есть даже крокодилы, привезенные с берегов древней реки Нила. Ну а сколько другого зверья, я и не упомню, уж больно много.
– А это кто? – и он кивком головы указал на запыленного старика.
– Это Митрас, он, как бы это объяснить. Он друг зверей. – при этом охранник потупил взгляд и уставился в землю, понимая, что сказанное им звучит как минимум тупо.
– Как это понимать? Друг зверей! Он дрессировщик? Или может, ты так называешь звериного доктора?
– Нет, нет! Я правильно ответил, молодой хозяин. Он не лечит зверей, не кормит их, не ухаживает и не занимается дрессурой. Он с ними разговаривает и дружит.
Луций, с выражением тупости на лице, уставился на надзирателя. Он решительно не понимал, что тот хочет донести. Нет!! Юноша понимал, что под словом дружит или общается, этот человек понимает что-то другое, что-то в переносном смысле, а не в буквальном, но что конкретно, сообразить не мог. В свою очередь и надзиратель видел, что юноша его никак не разумеет. Он видел, что Луций пытается сообразить, пытается найти тайный смысл слов, так сказать, прочитать между строк, но самое противное – охранник говорил прямо, без намеков и подтекста. Повисла пауза. Оба рассматривали друг друга, не решаясь продолжать. Каждый выглядел глупо, однако надзиратель
– Так не только мне кажется. Я имею ввиду, что и остальные видят эту дружбу Митраса со зверями, а самое главное, те отвечают старику взаимностью. То есть, всё ровно так, как я вам и рассказал – при этом глаза охранника снова уставились в землю. Он отчетливо понимал, что эти слова звучат глупо, или, по крайней мере, странно. Немного постояв, он продолжил.
– Дело в том, что звери, все без исключения, его любят. Он без страха и какого-либо вреда для здоровья, заходит в клетку ко льву. Ко льву, которого только что растравил Марлон, а этот бестиарий умелый и считается первым специалистом в нашем зверинце. Недаром наших хищников называют самыми свирепыми в Риме и не только. Так вот, прямо после травли, когда морда льва еще не успела обсохнуть от свежей человечины, к нему заходит Митрас, обнимает того за шею, треплет за холку как котенка, а лев в ответ, переворачивается на спину и мурчит, будто домашний кот. Знаю, мой господин, знаю, что эти слова звучат как выдумка, я и сам бы не поверил, если б не видел всего собственными глазами. Мы с друзьями пробовали запихнуть его в клетку к шакалам, гепардам – результат всегда один: шакалы, словно слепые щенки, прыгают вокруг него, скулят, трутся о его ноги. А гепарды уподобляются львам, превращаясь в котят.
– То есть, ты хочешь мне сказать, к кому его не брось, ни один зверь его не тронет?
– Именно так, господин.
Луций задумался. Он никогда не слыхивал про такие чудеса, и это особенно раззадоривало любопытство. Однако, верилось в услышанное тяжело, уж больно сказочно выглядели слова охранника. Прямо диво дивное. Он недоверчиво всматривался в лицо собеседника, пытаясь что-нибудь на нем угадать, однако там решительно ничего не было написано. Получается, он говорил правду??!! Но такого быть не может, размышлял юноша. На мгновенье ему показалось что, быть может, этот охранник глуп, и хочет подшутить над ним. Возможно, он хочет продемонстрировать браваду, и показать сослуживцам, как ловко он веселится над хозяйским сынком. Ведь Луций являлся пока еще молодым, и даже можно сказать ранним господином. Эта шутка, вроде, как и невинна. Ведь если зверь сожрет бедолагу, то охранник сделает удивленное лицо и скажет, что номер не удался. Но стоит тому произойти, как этот подлец растрезвонит по всему поместью про дурь, в которой смог убедить, недалекого господского сыночка. Луций уже начал представлять, как за его спиной, охранник вместе с ему подобными, покатываются со смеху. Он представлял, как тот изображает разочарованное и тупое лицо юноши, расстроенного отсутствием чуда. Как они говорят:
– Надо ж в этакую дурь поверить??!! Натурально, молодой идиот!!
Кровь, словно бурлящая лава, вскипела в жилах, зубы стиснулись так сильно, что чуть не лопнули, однако, вида юноша не подал. Еще не хватало, чтобы он обращал внимание на высказывания прислуги. Этим он уронил бы достоинство, прежде всего в своих глазах, а потом еще и в глазах этих глупых рабов. Поэтому Луций решил поступить следующим образом:
– Я хочу сейчас же увидеть чудо своими глазами, и если то, о чем ты рассказал неправда, то клянусь Юпитером, следом за Митрасом, в клетку к шакалам пойдешь ты.
Слова юноша произнес с такой злостью, и таким отчеканенным тоном, что сомневаться в их искренности, не приходилось. Охранник побледнел. Холодная испарина, не смотря на полуденную жару, пробила лоб и спину. Он был уверен в своих словах, ибо видел тому подтверждение не один раз. И все-таки боялся. Вдруг чудодейственные силы оставят старика и разъяренный зверь, раздерет его тело на части. С огромным трудом он проглотил комок, застрявший в горле. Если чары Митраса кончились, то дальнейшее даже представить страшно. На секунду, фантазия нарисовала его в клетке с шакалами. От ужаса закружилась голова, и он чуть не грянулся оземь. Что угодно, но только не это!! Охранник являлся старожилом и не понаслышке знал кровожадность животных. Он знал, как страшны их клыки и когти, с каким хрустом трещит плоть, будто разрезаемый кусок папируса. Однако, так же ясно и то, что после слов, произнесенных молодым господином, по-другому быть не может. Бедолага кивнул головой Луцию в знак согласия, при этом пытаясь изо всех сил, взять себя в руки, и окончательно не потерять самообладание. Жестом показав в какой стороне находится зверинец, и что им теперь туда, он направился к Митрасу. Запыленный старик, внимательно наблюдающий за их диалогом силился подняться. С этого момента услужливый охранник, кинулся помогать ему в этом деле, попутно отряхая того. Взгляда солдата теперь не узнать. Теперь, на смену взору гневному и веселому, пришли жалость и сострадание, к себе любимому, разумеется. Всего несколько минут назад, разгоряченный и возбужденный своим делом, он совсем потух. Он как-бы безмолвно говорил – Митрас, не подведи. Однако, сомнения, словно стая саранчи, наполняли его душу новыми и новыми переживаниями. Как еще передать то чувство, когда жизнь твоя вверена в руки рабу. Тому, которого, к слову сказать, многие считали ненормальным. Бедный охранник не знал, что и думать. Да и не зависело от него больше, ровным счетом ничего. Жизнь и дальнейшее благополучие сосредоточились в руках Митраса. И все же, некоторый оптимизм все-таки присутствовал. Стоило показать старику на зверинец, как он воспрянул духом, а старческое лицо озарило счастье. Он снова стал таким же как раньше.
Прочие охранники, слышавшие краем уха разговор, усиленно показывали свою занятость и непричастность к данному диалогу. Они молились своим богам, чтобы только этот дурень, заваривший кашу, не пошел бы к ним, вместе с хозяйским отпрыском, в поисках подтверждения произнесенных слов. Поэтому «смельчаки» несколько отдалились он них, изо всех сил показывая озабоченность трудом. Лишь Палла, по роду деятельности обязанный принимать участие во всем происходящем, поспешил к троице.
Подняв старика, компания направились к зверинцу. Путь предстоял не близкий, но и не далекий. Во время прогулки Палла предпочел никого не расспрашивать о причинах, побудивших немедленно идти в зверинец. Будучи опытным виликом, он знал, как лишний раз не накликать на себя беду. Хитрый от природы, Палла умел усваивать жизненные уроки, и один из них гласил: лучше пересидеть бурю, чем врываться в нее в попытках узнать, как она устроена. А буря сейчас была. Вилик догадался об этом молниеносно, стоило ему бросить взгляд на Луция. Тот, раскрасневшись словно помидор, сжигал ненавидящим взглядом охранника идущего впереди. Он даже дышал тяжело, и казалось, может вот-вот поднять что-нибудь тяжелое с дороги и этим чем-нибудь пришибить бедолагу. Однако, как мы уже упомянули, время пути было не долгим. Буквально за соседним холмом их взору открылся зверинец Луция Пизона. Масштаб поразил Луция с первого взгляда, однако креатив построек, расстроил. Дело в том, что молва про зверей Луция Пизона, про их ухоженность, про их стать и красоту, рисовали в памяти совершенно другие условия содержания. Как будто, что-то общее с жар птицей в золотой клетке. Здесь же золотом и не пахло. Пред ними, вырастала из земли череда серых зданий, спрятанных за массивным забором, выкрашенным в светло-розовый цвет. Причем это выкрашено считалось достаточно условным. Правильнее сказать, когда-то выкрашено, ибо краска местами отваливалась. Касаемо зданий, вылезавших из-за забора, то они были самыми, что ни на есть обычными, без какой-нибудь нотки затейливости. Серые, унылые и безрадостные. Единственное, что все-таки выделяло зверинец среди остальных, так это размер. Подобного этому по размаху, юноше видеть не приходилось, да и не только юноше. В остальном, зверинец как зверинец. Сплошная заурядность.
– Охрана внутри. И позвольте заметить, молодой господин, что ни один раб или может быть вор, добровольно, сюда не войдут. Разве только Митрас. Мне кажется он единственный, кто по своей воле здесь бывает. И надо отметить, проделывает это с завидным постоянством – при этом вилик так улыбнулся, что Луцию стало как-то не по себе. Однако, Палла и представить себе не мог, насколько не к месту оказалась его заявление про Митраса. Сам того не понимая, он наступил на больную мозоль. Реакция юноши была молниеносной.
– Вот и посмотрим, – процедил он сквозь зубы.
Не надо быть гением, чтобы угадать свой промах. Палла быстро понял, что заявлением явно затронул не то, что можно было затрагивать. Это подтвердил и охранник, до этого вяло плетущийся по дороге, и явно оживший после слов про Митраса.
Пройдя в открытую воротину, они очутились во дворе. Внутри зверинец казался еще огромнее, чем снаружи. Зловонье встречавшее их за стенами, оказалось настолько слабым в сравнении со смрадом наполняющим двор, что от новых ощущений, с непривычки, на глазах выступили слезы. Земля, перемешанная с песком и сеном, хлюпала и продавливалась под ногами. Глядя на нее, решительно, невозможно было угадать, чего же там больше, собственно земли или остального, насыпанного сверху. Гам и гул живого, доносившегося с разных сторон, мешал Луцию соображать. Словно новый жилец зверинца, застыл он при входе, не понимая, где очутился, и куда идти дальше. Совсем не так он представлял себя зверинец Луция Пизона. И хотя толком не знал, как же он должен выглядеть на самом деле, но точно верил, что как-то не так. Прежде всего, не укладывалось в голове то, как эти величественные звери, победители арены, могут содержаться в подобных, скотских условиях. Любому понятно, что их цена и ценность были явно достойны лучшего. Взор привлек медведь, поднявшийся на задних лапах, обхвативший передними решетку, и трясущий ее так неистово, что казалось, вот-вот сломает. Чувство жалости и отвращения охватило душу. Всё в ней бурлило и клокотало, требуя немедленного вмешательства. Однако, что он мог сделать? Обведя еще раз глазами внутренний двор, и убедившись, что такие условия повсеместно, а не только у медведя, он ничего толком не придумал. Да и что можно поделать?? Как улучшить?? Только все сломать и выстроить заново. Каким-нибудь косметическим вмешательством, этот вопрос явно не решить. Что же представлял собой внутренний двор зверинца? Огромная непропорциональная куча ржавых, кое-где порванных, клеток, расставленных вокруг грязного пруда. Куча мух, словно передвижное солнечное затмение, перебиравшаяся с одного живого тела на другое. Причем, не особенно они разбирались, кто пред ними, человек или животное. Дорожки отсутствовали. Их заменяли протоптанные путики, как в лесу. Рядом с клетками, в какой-то мутной жиже, плавали испражнения и остатки недоеденного корма. Рабы, те, что обслуживали зверинец, смотрелись ему под стать. Они выглядели оборванными, неряшливыми и обглоданными. Наверное, по-другому тут и не могло быть. Меж тем, Палла, Митрас и побелевший охранник, с видом здешних завсегдатаев, продефилировали мимо юноши направо. Луций, расстроенный увиденным, и даже на время забывший, зачем сюда явился, поплелся за ними. Однако, чем дальше они удалялись от входа, тем приличнее становилось вокруг. Сначала изменились клетки. Металл, по мере удаления от входа, становился новее и качественнее, чистота зверей и условий содержания, росли вверх геометрической прогрессией от плохого к хорошему. Появились дорожки, исчезали мухи, откуда не возьмись, глазам открылись деревья и кустарники, постриженные на современный лад. Каким-то образом получался своеобразный переход из ада в рай. Спустя еще мгновенье, обзору открылись величественные, пятнистые гепарды, размещенные, казалось не в клетках, а в домах, отделенные от остальных тонкою решёткой. С противоположной стороны дороги, подобный дом был отведен и для тигров. Эти клетки совершенно другого уровня и качества. В них звери могли прятаться от солнца в полуденные часы, или резвиться на площадках с установленными там деревьями, когда жара спадала. Сделав еще несколько поворотов среди многочисленных, уже красивых клеток, они очутились пред огромным вольером, разделенным на части, так же как до этого тигрино-гепардовые владения. Первая часть, так сказать лицевая, примыкающая к решетке, находилась под открытым небом, вторая скрывалась за деревянной стеной. Если внимательно присмотреться, то становилось заметным, что перегородка, разделяющая вольер на половины, ближе к низу, была исцарапана и разодрана здешними обитателями. Фасадная, видимая часть, пестрела редкими, но высокими деревьями, в тени которых, распластавшись будто бы на пляже, отдыхали несколько гиен. На поверхности земли, словно на мировой карте океана, рваными островками торчали пучки зелено-желтой травы, смотревшиеся настолько гармонично и красиво, будто бы их нарочно туда, кто-то посадил. В деревянной стене, разделяющей клетку, в самом ее центре, находился невысокий квадратный лаз, откуда торчала зубастая морда еще одной гиены, внимательно наблюдающей за прибывшими гостями. Вдоль решетки, отделяющий вольер от остального мира, стояло огромное белое корыто с питьевой водой. Все выглядело буднично и спокойно. Надо отметить, настолько спокойно, что кроме гиены в окошке, на прибывших гостей, внимания никто не обратил.
– Какая честь для меня, приветствовать несравненного молодого Луция, в его угодьях. Пусть разорвут меня на куски псы Артемиды, если не любовь к созерцанию бешенства и ярости диких зверей, привела тебя сюда. Пусть покарает меня, как Фалека, разъяренная львица, если я ошибаюсь, – послышался голос откуда-то сбоку.
Луций обернулся. Словно джин из неоткуда, появился и предстал пред ним огромный чернокожий мужчина, в самом расцвете сил. Он был исполинского роста, крепко сложен, дышал здоровьем и имел какой-то отталкивающий вид. Эта была та категория людей, что не нравятся прямо сразу, не успев даже ничего натворить, или чего-нибудь сказать. Однако этот успел. И надо отметить, лучше бы этого не делал. Речь его, словно несмазанная дверь, скрипела, фальшивила и пахла лицемерием. Но не только слова вызывали раздражение. Глядя на него, отталкивал и внешний вид. Сейчас пред ним стоял действительно огромный детина с потрясающе некрасивым телом. Даже можно сказать так, не некрасивым. Тело смотрелось безобразным и уродливым. И виной тому не являлась природа или создатель. Огромные омерзительные шрамы, украшающие амбала, вдоль и поперек. Сколько их находилось на нем, не знал, наверное, и он сам. Весь, исполосованный рубцами, переломанный, словно только что вынутый из мясорубки, стоял он пред Луцием, силясь тому понравиться. Непропорционально смотрелась и голова, выглядевшая много меньше размером, по отношению к телу. Один глаз на ней прятался в замотанную тряпицу, а другой смотрел так проницательно, что казалось, просвечивает тебя насквозь, словно луч рентгена. Стоило ему улыбнуться, как окружающим становилось страшно, потому что улыбка эта, больше походила на оскал хищного зверя, чем на дружелюбное приветствие. Однако, при всем этом «наборе великолепия», что-то магически-притягивающее было в нем. Скорее всего, манила его внутренняя сила, сомневаться в которой не приходилось, при одном только взгляде на этого верзилу. И сила эта, как будто распространялась и на тебя. Находясь рядом с ним, да еще в таком страшном месте как зверинец, создавалось впечатление спокойствия и защищенности, будто бы ты находился не с человеком рядом, а с огромным, послушным, хотя и страшным псом, готовым броситься, спасая тебя и в огонь, и в воду. Однако, первым впечатлением, все же оказалась неприязнь. Поэтому Луций машинально отошел на пару шагов от него, почти прислонившись спиной к клетке.