Следы богов
Шрифт:
От таких мыслей на него нападал приступ кашля. Звонки Лены приводили его в неописуемое волнение, так что Ольга Антоновна заподозрила неладное.
– Что у тебя с Леной? Не клеится? – спрашивала она, садясь на краешек дивана и жалостливо глядя на сына. – Ты за эти дни извелся весь. Плюнь, Вадик. Такие, как она, по Москве косяками ходят. Найдешь себе другую.
– Ты ничего не понимаешь, мама! – трагически восклицал Казаков и отворачивался к стене.
Ольга Антоновна вздыхала и шла на кухню готовить
В чем заключался этот самый долг, Ольга Антоновна особенно не задумывалась, но подобные мысли придавали ее жизни возвышенность и смысл. Она гордо поднимала голову, распрямляла плечи и терпеливо сносила сыновнее пренебрежение. Придет время, Вадик поймет, кто был его истинным другом, и пожалеет! Но будет поздно. Слезы раскаяния на дорогой могилке – вот все, что ему останется…
Как ни странно, столь печальная развязка не повергала Ольгу Антоновну в уныние, а, напротив, воодушевляла ее.
Казаков, лежа в постели, переключал каналы телевизора в поисках криминальных новостей, но о Христофоре Граббе больше ничего не передавали.
Лена перестала звонить. Это и радовало, и пугало Вадима Сергеевича. Бронхит потихоньку отступал, Казаков собирался в понедельник закрыть больничный и идти на работу. Все возвращалось в привычное, безопасное русло…
Жаркие дни сменились прохладными, тополиный пух устилал аллею, по которой любил гулять Вадим Сергеевич. У скамеек суетились голуби, подбирая брошенное прохожими угощение. Завуч еще покашливал, но чувствовал себя значительно бодрее.
По дороге из поликлиники он решил зайти в гастроном, купить вина, сладостей и устроить маме праздничный обед. Он чувствовал себя виноватым перед ней. История с Леной и Христофором Граббе отступила куда-то далеко, в область ночных кошмаров, и потеряла для него жгучую остроту. Тревога притупилась, затихла.
Казаков купил бутылку хереса, торт и мамин любимый трехслойный мармелад. Он вошел к себе во двор и вдруг… заметил женщину, похожую на Лену. Она стояла и смотрела снизу вверх, как раз на его окна.
– Господи… – прошептал Вадим одеревеневшими губами. – Что ей здесь надо?
«Как это “что”? – с готовностью откликнулся внутренний голос. – Она пришла убить тебя. Ведь ты единственный, кто знает ее тайну».
– Она меня тогда не заметила, – неуклюже оправдывался Казаков. – Она не могла меня видеть.
«Это ты так думаешь. Обманываешь себя, чтобы не сойти с ума от страха! – возразил голос. – Она все знает. Иначе не пришла бы сюда и не стояла бы под твоими окнами. Трус! Тебе надо было сразу позвонить в полицию и все рассказать. А теперь…»
–
Он ринулся в самую гущу кустов и распластался там, старясь рассмотреть лицо женщины. Это была Лена. Она повернулась в его сторону, прямо туда, где он прятался, и ее белое лицо-маску исказила кривая усмешка.
Страх парализовал Вадима Сергеевича, пронизал его до костей и охватил ледяной рукой сердце. Все! Теперь все. Он пропал. Она знает,она видела его там… в подъезде, за сундуком. И она решила его убить. Но какое у нее страшное лицо…
Казаков ощутил приближение приступа кашля и задохнулся от ужаса. Дурнота тяжелой волной заволокла сознание, навалилась и погребла его под собой…
– Вадик! – заплаканная мама шлепала его по щекам, а он никак не мог открыть налитые свинцом веки. – Что с тобой? Я тебя ждала, ждала… вышла мусор вынести, иду мимо, смотрю – твой туфель из кустов торчит… У меня все отнялось! Я подумала, ты…
Она громко всхлипнула.
Вадим Сергеевич открыл глаза и слабо вздохнул. В ушах стоял неприятный звон, тошнило.
– Вставай… – мама неуклюже пыталась его приподнять. – Пойдем домой.
Он хотел спросить, где Лена, но не смог. Губы и язык онемели, не слушались. Кое-как с помощью Ольги Антоновны ему удалось подняться на ноги и доковылять до подъезда. Подъем по лестнице превратился в серьезное испытание для обоих. Наконец они добрались до своей двери. Ольга Антоновна полезла в карман за ключами.
– Потерпи, Вадик, сейчас…
К ручке двери была привязана тоненькая черная ленточка.
– Ч-то это? – еле ворочая языком, выговорил Вадим.
– Где?
– В-вон…
Ольга Антоновна только теперь обратила внимание на ленточку.
– Не знаю. Детишки балуются, наверное.
– А… п-почему она ч… ч-черная?..
Страх снова завладел Казаковым. Эта лента на ручке двери оказалась неспроста. Черная лента! Знак траура, смерти… Ее привязала Лена. Таким образом она предупреждает его: «Берегись, твои дни сочтены!»
– М-ма-а-а… – вне себя от ужаса, взвыл Вадим Сергеевич. – У-убе… у-убери-и.
– Успокойся, Ваденька, – засуетилась Ольга Антоновна. – Ну, чего ты так испугался?
Руки ее дрожали, и она не сразу смогла развязать тугой узел на ленте. Цвет ленточки не понравился Ольге Антоновне. Дурацкие шутки! Дети совсем распустились. Никто не занимается их воспитанием, – вот в чем дело. Родители с утра до вечера пропадают на работе, а их чада хулиганят. Вместо того чтобы сидеть за уроками, они придумывают всякие гадости и досаждают порядочным людям. Безнаказанность – бич общества.