Следы на снегу
Шрифт:
Под смуглой, блестящей кожей лейтенанта перекатывались крепкие мышцы.
– Все это хорошо, - продолжала Эверстова.
– Но не надо забывать, что вы не на Украине, а в Якутии.
– Напрасно беспокоитесь, Надюша, - вмешался в разговор Шелестов. Привычка - большое дело.
Эверстова покачала головой, вошла в палатку и посмотрела на свои часы.
– У меня сейчас сеанс с Якутском.
Шелестов окончил бритье.
– Ладно, - сказал он.
– Работайте, а мы с лейтенантом приготовим завтрак...
Якутск передал, что Белолюбский на Джугджуре неизвестен, что инженер Кочнев не покончил
Шелестов прочел радиограмму и покачал головой.
"Значит, экспертиза подтвердила мой вывод, - подумал он.
– Конечно, убит, и задержать преступников надо при всех обстоятельствах".
Завтрак, состоявший из нарезанной крупными ломтями колбасы, сливочного масла, пшенной каши из концентрата и чая, был готов, но все ждали возвращения Быканырова, который, встав раньше всех, ушел на лыжах, заявив майору, что хочет "мало-мало погулять".
Вернулся охотник, когда уже рассвело.
– Ну как, следопыт?
– встретил его вопросом майор Шелестов.
Быканыров не торопился с ответом. Он развязал шарф, опустился на корточки, набил трубку табаком, распалил ее и лишь тогда заговорил:
– Вперед ходил, по следу... Когда едешь - одно, а когда идешь другое дело. Однако, я правильно думаю: с Белолюбским бежит тот, который был у моего дома.
– Из чего ты заключил? Садись, ешь, - сказал Шелестов.
– Холодно. Они едут-едут, а потом то один, то другой сойдут с нарт и бегут рядом. Греются. И у одного ноги разные. Видать, хромает. И тот хромал.
– И вы в темноте увидели?
– усомнился Петренко.
– Увидел, - коротко бросил старик и принялся за еду.
– Я не пойму, отец, что тебе дает это открытие?
– пожав плечами, сказал Шелестов.
– Тот это или не тот, не вижу в этом разницы.
Быканыров, занятый едой, промолчал.
ВРАГ ПУТАЕТ СЛЕДЫ
С раннего утра с севера подул слабенький и в другое время года почти неощутимый ветерок. Но сейчас, когда температура опустилась за сорок градусов, этот "ветерок" палил и обжигал до боли. Он дул немного слева, сбоку, и когда Шелестов и его друзья преодолевали открытые места, то ветер безжалостно выдувал из одежды остатки тепла, заставлял делать движения, допустимые при сидячем положении.
Стоило на какие-то секунды снять рукавицу, как пальцы рук обжигало точно огнем.
Мороз пробирал основательно, "до самых костей", сковывал тело, ноги людей, неподвижно сидящих на нартах, и потому все изредка сходили с нарт и делали пробежки.
След преступников по-прежнему то уходил в тайгу, то выбирался на открытые места, а потом привел к широкой замерзшей реке. Ее можно было угадать по одному крутому берегу и по заснеженным торосам, которыми она ощетинилась.
По неподвижной, взъерошенной, точно шерсть вырвавшегося из драки медведя, поверхности реки, можно было судить о единоборстве, поединке двух стихий: воды и мороза, происшедшем в начале зимы. Вода, видно, долго боролась, сопротивлялась, а мороз наседал и одолевал. Наконец, река, обессиленная, замерла, притихла, накрепко скованная морозом. Он покрыл ее толстой и прочной корой льда, от берега до берега. Но подо льдом, если прислушаться, кипела, сердито бурлила и глухо рокотала неуемная вода. И в этом рокоте можно было распознать
След преступников повел по отлогому берегу реки, забежал в ее излучину, а потом вдруг забрал в сторону, на восток.
Не хотелось останавливаться, не хотелось терять времени, не особенно приятно было снимать рукавицы и на таком холоде доставать карту и компас, но другого выхода не было.
"Черт бы побрал этого Белолюбского, - подумал про себя майор.
– Чего его тянет в сторону?"
Шелестов извлек из планшетки карту, снял с правой руки спиртовой компас и через несколько минут убедился, что беглецы изменили направление своего движения. Если раньше они мчались строго на северо-восток, то теперь неожиданно повернули на восток.
– Н-да... Непонятно, что они затевают, - высказал вслух свои мысли Шелестов.
– Или хотят пробиться к чукчам, или к корякам...
– У них путь один, - вставил Быканыров.
– И у нас путь один.
Все поправили шарфы, повязали их повыше, потуже, закрыв рот, нос и оставив только узенькие щелки для глаз.
Из-за отрогов сливавшегося с горизонтом далекого горного хребта поднялось бессильное, напоминающее сейчас рефлектор, солнце. Оно светило ярко, невольно заставляя опускать веки, но совсем не грело. В его косых лучах клубились мириады мельчайших, точно пылинки, хрусталиков.
Все сели на свои места. Шелестов тронул переднюю упряжку. Помчались олени, заскрипели полозья нарт. И опять началась погоня.
А след преступников забирал все правее и правее, наводя на бесплодные размышления Шелестова и его друзей. И в самом деле, что заставило беглецов изменить направление? Препятствий, если глядеть на северо-восток, никаких не было. Река не могла служить препятствием, а широкая долина ее, покрытая ровным слоем снега, представляла даже удобство, в сравнении с тайгой и самой рекой. В чем же дело?
"Значит, они что-то затевают, - рассуждал про себя Шелестов.
– А что именно, при всем желании понять пока трудно".
Думал об этом и лейтенант Петренко:
"Остается только преследовать, - размышлял он.
– Стараться побыстрее сократить расстояние и поскорее нагнать их. Никакая выдумка, смекалка, находчивость здесь ни при чем. Не помогут. Да и что придумаешь? Ничего".
И старый охотник Быканыров был занят мыслями.
"Однако, хуже нет ожидать или догонять, - думал он.
– Можно разъехаться в разные стороны, но что толку от этого?"
Да, толку в этом никакого не было. И маловероятна была возможность, бросившись в разных направлениях, перерезать вдруг путь беглецам. Перед глазами бежал единственный след, он забирал все правее, он мог и дальше забирать правее, но мог неожиданно свернуть и в противоположную сторону.
Шелестов все понукал и понукал оленей, наращивая темп бега.
А незадолго до полудня, преодолев крутогор и быстро спустившись вниз, упряжка Шелестова уперлась в свежий след, оставленный нартами. Шелестов остановил оленей, огляделся, всмотрелся, и ему стало ясно. Да и не только ему, а и другим стало ясно, что они уже были тут раз.